Поиск по творчеству и критике
Cлово "CHE"
Входимость: 16. Размер: 118кб.
Входимость: 4. Размер: 49кб.
Входимость: 4. Размер: 28кб.
Входимость: 3. Размер: 272кб.
Входимость: 2. Размер: 66кб.
Входимость: 2. Размер: 41кб.
Входимость: 1. Размер: 38кб.
Входимость: 1. Размер: 3кб.
Входимость: 1. Размер: 2кб.
Входимость: 1. Размер: 2кб.
Входимость: 1. Размер: 2кб.
Входимость: 1. Размер: 3кб.
Входимость: 1. Размер: 81кб.
Входимость: 1. Размер: 185кб.
Примерный текст на первых найденных страницах
Входимость: 16. Размер: 118кб.
Часть текста: поэтической речи, возникающих на ходу в ее порыве; второе звучание есть собственно речь, то есть интонационная и фонетическая работа, выполняемая упомянутыми орудиями. В таком понимании поэзия не является частью природы — хотя бы самой лучшей, отборной — и еще меньше является ее отображением, что привело бы к издевательству над законом тождества, но с потрясающей независимостью водворяется на новом, внепространственном поле действия, не столько рассказывая, сколько разыгрывая природу при помощи орудийных средств, в просторечье именуемых образами. Поэтическая речь, или мысль, лишь чрезвычайно условно может быть названа звучащей, потому что мы слышим в ней лишь скрещиванье двух линий, из которых одна, взятая сама по себе, абсолютно немая, а другая, взятая вне орудийной метаморфозы, лишена всякой значительности и всякого интереса и поддается пересказу, что, на мой взгляд, вернейший признак отсутствия поэзии: ибо там, где обнаружена соизмеримость вещи с пересказом, там простыни не смяты, там поэзия, так сказать, не ночевала. Дант — орудийный мастер поэзии, а не изготовитель образов. Он стратег превращений и скрещиваний, и меньше всего он поэт в «общеевропейском» и внешнекультурном значении этого слова. Борцы, свивающиеся в клубок на арене, могут быть рассматриваемы как орудийное превращение и созвучие. «... Эти обнаженные и лоснящиеся борцы,...
Входимость: 4. Размер: 49кб.
Часть текста: итал. языка. Д. принадлежал к аристократическому, но не знатному флорентийскому роду. Известность получил как автор «Новой жизни» (между 1293-1295) - истории любви к Беатриче (чьим прототипом считается Б(еатр)иче Пор- тинари), редких встречах с ней и предчувствии ее смерти (1290). Излагая эту историю и в прозе, и в стихах - в виде выдержанных в новом сладостном стиле сонетов и канцон, придал традиционной для Средневековья куртуазной лирике новые, автобиографические, формы. Подхваченное Ф. Петраркой, это направление было продолжено сначала европейской, а с середины XVIII - нач. XIX вв. - и русской литературой. Самое знаменитое сочинение Д. - «Комедия» (13041321), поэма в жанре «видения». С подачи Дж. Боккаччо она получила эпитет «божественная». Перу Д. принадлежат также трактаты, на латинском и итальянском языках. Один из них - «Пир» (1304-1307; не окончен, на итал. языке), с комментариями к стихам, элементами автобиографии и учеными заметками. Славу Д.-писателя упрочила его биография. Как политический деятель Флоренции из партии белых гвельфов он в 1300 избирался приором, что, по его словам, положило начало его бедствиям. В 1302, во время посольской миссии в Рим, был лишен гражданства пропапской партией черных гвельфов, совершившей переворот во Флоренции. Вынужденный в течение двух следующих десятилетий скитаться по разным городам Италии, поначалу вел борьбу за реставрацию прежней власти в родном городе, но не преуспел в этом. На предложение вернуться, принеся публичное покаяние за антифлорентийские действия, ответил отказом. Умер в Равенне, где и был похоронен. Такой образ Д., наряду с академической дантологией, пушкинской трактовкой Д., культом Д.-мистика, сложившимся у русских символистов, и общеакмеистическим образом Д., о котором свидетельствовала поздняя Ахматова, послужил О. М. отправной точкой для создания «своего Данте»...
Входимость: 4. Размер: 28кб.
Часть текста: развитии и остановленных в пассивном понимании исторических формаций. [«Египетская культура» означает, в сущности, египетское приличие; «средневековая» — значит средневековое приличие. Любители понятия культуры [, несогласные по существу с культом Амона-Ра или с тезисами Триентского собора,] втягиваются поневоле в круг, так сказать, неприличного приличия. Оно-то и есть содержание культурпоклонства, захлестнувшего в прошлом столетии университетскую и школьную Европу, отравившего кровь подлинным строителям очередных исторических формаций и, что всего обиднее, сплошь и рядом придающего форму законченного невежества тому, что могло бы быть живым, конкретным, блестящим, уносящимся и в прошлое и в будущее знанием.] Втискивать поэтическую речь в «культуру» как в пересказ исторической формации несправедливо потому, что при этом игнорируется сырьевая природа поэзии. Вопреки тому, что принято думать, поэтическая речь бесконечно более сыра, бесконечно более неотделанна, чем так называемая «разговорная». С исполнительскою культурой она соприкасается именно через сырье. Я покажу это на примере Данта и предварительно замечу, что нету момента во всей Дантовой «Комедии», который бы прямо или косвенно не подтверждал сырьевой самостоятельности поэтической речи. Узурпаторы папского престола могли не бояться звуков, которые насылал на них Дант, они могли быть равнодушны к орудийной казни, которой он их предал, следуя законам поэтической метаморфозы, но разрыв папства как исторической формации здесь предусмотрен и разыгран, поскольку обнажилась, обнаружилась бесконечная сырость поэтического звучания, внеположного культуре как приличию, всегда не доверяющего ей, оскорбляющего ее своею настороженностью и выплевывающего ее, как полоскание, которым прочищено горло. ‹2› Существует средняя деятельность между слушаньем и произнесением. Эта деятельность...
Входимость: 3. Размер: 272кб.
Часть текста: не отрекаюсь ни от живых, ни от мертвых». Признание, конечно, касается акмеизма и акмеистов: «живые» - это А. А. Ахматова, «мертвые» - это расстрелянный Н. С. Гумилев, но, очевидно, мировая культура - тоже живые и мертвые, и при отречении от них мировая культура потеряла бы смысл 2 . Вполне возможно, что Мандельштам сказал - или сказал бы - то же самое и в Ленинграде, и в Воронеже. Но Воронеж существен для обоих высказываний: воронежской ссылкой предварена надвигающаяся гибель Мандельштама. Если бы Мандельштам умел вовремя «отрекаться», он, быть может, избежал бы и воронежской ссылки, и грядущей гибели. «Я не отрекаюсь ни от живых, ни от мертвых», - реплика трагического героя, который к тому же был трагическим поэтом. Существо Мандельштама в этом сочетании трагического героя и трагического поэта: 1 СС 4. Т 4. С. 419. 2 А. Ахматова датирует выказывание Мандельштама 1937 г. (С С 4. Т. 1. С. 24). Н. Я. Мандельштам относит высказывание поэта вообще к 1930-м гг., допуская и датировку Ахматовой: «На вопрос, что такое акмеизм, О. М. ответил: “Тоска по мировой культуре”. Это было в тридцатых годах, либо в Доме печати в Ленинграде, либо на том самом докладе в воронежском Союзе писателей, где он заявил, что не отрекается ни от живых, ни от I Где больше неба мне - там я бродить готов, И ясная тоска меня не отпускает От молодых еще воронежских холмов К всечеловеческим, яснеющим в Тоскане 1 . Н. Я. Мандельштам утверждает, что эти стихи - о тоске по мировой культуре. В историческом контексте стих и высказывание одновременны. Они принадлежат эпохе, когда Перец Маркиш сказал Мандельштаму в редакции «Литературной газеты»: «Вы сами себя берете за руку и ведете на казнь» 2 . Ясная тоска не отпускает Мандельштама от «молодых еще» холмов его ссылки. Тоска по мировой культуре означает и тоску по этим холмам. Но «наши речи за десять шагов не слышны» 3 , - не потому ли, что «ясная тоска не отпускает», все та же тоска по мировой культуре; не этой ли тоске принес...
Входимость: 2. Размер: 66кб.
Часть текста: держатели могучих акций гнейса? Там зрачок профессорский орлиный, – Египтологи и нумизматы – Это птицы сумрачно-хохлатые С жестким мясом и широкою грудиной. То Зевес подкручивает с толком Золотыми пальцами краснодеревца Замечательные луковицы-стекла – Прозорливцу дар от псалмопевца. Он глядит в бинокль прекрасный Цейса – Дорогой подарок царь-Давида, – Замечает все морщины гнейсовые, Где сосна иль деревушка-гнида. Я покину край гипербореев, Чтобы зреньем напитать судьбы развязку, Я скажу “села” начальнику евреев За его малиновую ласку. Край небритых гор еще неясен, Мелколесья колется щетина, И свежа, как вымытая басня, До оскомины зеленая долина. Я люблю военные бинокли С ростовщическою силой зренья. Две лишь краски в мире не поблекли: В желтой – зависть, в красной – нетерпенье. 26 мая 1931 года (III, 51-52) I. “ПАЛЕСТИНЫ ПЕСНЬ” Только здесь, на земле, а не на небе… Осип Мандельштам Понять смысл текста мы можем лишь уяснив его внутреннюю структуру, не редуцируемую к внетекстовой реальности (биографической, социальной, претекстовой и т. д.). Но один из парадоксов текста заключается в том, что он включает в себя внетекстовую реальность как существеннейшую часть своей внутренней структуры. Без учета этой специфической внетекстовой части текста блокируются любые попытки его интерпретации. Разумеется, речь идет не о том тривиальном обстоятельстве, что важно не только то, о чем пишет поэт, но и то, о чем он не пишет (а отсекаемое при выборе, при его оценке, не менее важно, чем выбираемое). Отсутствовать что-либо в тексте может не менее разнообразными способами, чем присутствовать. Присутствие же невидимыми нитями соединено и содержимо этими формами отсутствия. Не претендуя на полноту и завершенность, мы и займемся реконструкцией, выявлением этих форм отсутствия в...
Входимость: 2. Размер: 41кб.
Часть текста: анализ придется начать издалека. Русская поэзия непредставима без пира: от сниженного образа самого забубенного пьянства – и до возвышенного, философски патетического “разума великолепного пира”. Как сказал поэт, поэзия – это “воспламененное сознание”, con s cience ardente. Пастернак, зажигая греческий смысл слова “пир” – “огонь”, пишет в 1913 году: Пью горечь тубероз, небес осенних горечь И в них твоих измен горящую струю. Пью горечь вечеров, ночей и людных сборищ, Рыдающей строфы сырую горечь пью. Мандельштам откликается на пастернаковские “Пиршества” с законной горечью и гордостью лишенца: Кому зима – арак и пунш голубоглазый, Кому душистое с корицею вино, Кому жестоких звезд соленые приказы В избушку дымную перенести дано. ( II, 36) В 1928 году Пастернак переписывает свои стихи: Наследственность и смерть – застольцы наших трапез. И тихою зарей – верхи дерев горят – В сухарнице, как мышь, копается анапест, И Золушка, спеша, меняет свой наряд. (I, 58) Большой любитель общего дела Валерий Брюсов решает принять участие в “Пьянстве” – именно так называлось в черновике его стихотворение “Симпосион заката”, написанное 15 августа 1922 года (возможно, сразу после выхода в свет мандельштамовского “Кому зима – арак и пунш голубоглазый…”): Всё – красные раки! Ой, много их, тоннами По блюдам рассыпал Зарный Час (мира рьяный стиль!), Глядя, как повара, в миску дня, монотонными Волнами лили привычные пряности. Пиршество Вечера! То не “стерлядь” Державина, Не Пушкина “трюфли”, не “чаши” Языкова! Пусть посуда Заката за столетья заржавлена, Пусть приелся поэтам голос “музык” его; Всё ж, гулящие гости! каждый раз точно обух в лоб – Те щедрости ветра, те портьеры на западе! Вдвое слушаешь ухом; весь дыша, смотришь в оба, чтоб Доглотнуть, додрожать все ...
Входимость: 1. Размер: 38кб.
Часть текста: Первое антивоенное стихотворение. Осуждение национализма и утопическое понимание поэзии как братского союза: статья об Андре Шенье. Декабрь 1914 года: поездка в Варшаву, посещение гетто. Незадачливый санитар среди раненых. Стихотворение об Оссиане и чужие маски. Мечтатель Иосиф и изгнанник Овидий — тождественные фигуры. Евхаристия и «небывалая свобода». Лето 1915 года: первое пребывание в Крыму; «вторая Греция». Дом Максимилиана Волошина в Коктебеле — убежище для художников. Крымский миф Мандельштама. Воспоминание об Овидии и стихотворение «Бессонница». Троянская и Первая мировая: военные корабли в крымских гаванях. Море, Гомер, Данте и всесилие любви. В суете петербургской богемной жизни и словесных баталий между символистами, акмеистами и футуристами студент Мандельштам почти исчез из виду. Между тем, крещение, принятое им в Финляндии (май 1911 года), разрушило последнюю преграду на его пути в Петербургский университет. 10 сентября 1911 года Мандельштам записывается на историко-филологический факультет по отделению романских языков. Как студент-романист он обязан был к концу первого года обучения сдать дополнительный экзамен по древнегреческому языку, поскольку Тенишевское училище с его естественнонаучным и коммерческим уклоном не предусматривало такого курса. Его однокурсник Константин Мочульский вызвался помочь Мандельштаму и стал давать ему летом 1912 гада уроки древнегреческого языка. После революции Мочульский эмигрировал, а в 1945 году, узнав о смерти Мандельштама в лагере, опубликовал в одном из парижских журналов свои воспоминания о поэте. Эти воспоминания ярко ...
Входимость: 1. Размер: 3кб.
Часть текста: * * * ("Промчались дни мои — как бы оленей... ") ‹4› I di miei piu leggier che nessun cervo... Промчались дни мои — как бы оленей Косящий бег. Срок счастья был короче, Чем взмах ресницы. Из последней мочи Я в горсть зажал лишь пепел наслаждений. По милости надменных обольщений Ночует сердце в склепе скромной ночи, К земле бескостной жмется. Средоточий Знакомых ищет, сладостных сплетений. Но то, что в ней едва существовало, Днесь, вырвавшись наверх, в очаг лазури, Пленять и ранить может, как бывало. И я догадываюсь, брови хмуря: Как хороша? к какой толпе пристала? Как там клубится легких складок буря? 4—8 января 1934 Примечания «Промчались дни мои, как бы оленей...» — CC-I, № 490, с датой «4 января 1934 г.» и разночт. в ст. 7: «средостений», ст. 9: «Но та, что в ней едва существовала». В СССР — Зарубежная поэзия в русских переводах (от Ломоносова до наших дней). М., 1968, с. 317. БП, № 289, по беловому автографу, с правкой и пометой: «8 января 34. Закончено после известия о смерти Б. Н. Бугаева» (соответствует нашей редакции — см. Приложения; принятый И. М. Семенко основным текст дается в примечаниях, с разночт. в ст. 8: «Не узнает родимых и сплетений»). Автограф, с разночт. в ст. 9: «Но то, что ждал» и ст. 12: «бровь нахмуря» и ст. 13 — 14 (нет вопросительных знаков) — в архиве В. Яхонтова и Е. Поповой (ЦГАЛИ, ф. 2240, оп. 1, ед. хр. 668). Вольный перевод сонета CCCXIX. Мандельштам считал его неудачным, пока Н. Я. Мандельштам не привезла в Воронеж рукописи. «Тогда он решил записать его и взял для этого первый попавшийся вариант» ( HM-III, с. 193). Этот сонет существует в двух редакциях. «Различия касаются только первых двух строф, но они настолько велики, что перед нами, в сущности, два разных стихотворения... Вопрос о том, какую редакцию считать окончательной, — спорен...» (Семенко, с. 82).
Входимость: 1. Размер: 2кб.
Часть текста: * * * ("Как соловей, сиротствующий, славит... ") ‹2› Quel rosignuol che sì soave piagne... Как соловей, сиротствующий, славит Своих пернатых близких ночью синей И деревенское молчанье плавит По-над холмами или в котловине, И всю-то ночь щекочет и муравит И провожает он, один отныне, — Меня, меня! Силки и сети ставит И нудит помнить смертный пот богини! О, радужная оболочка страха! Эфир очей, глядевших в глубь эфира, Взяла земля в слепую люльку праха, — Исполнилось твое желанье, пряха, И, плачучи, твержу: вся прелесть мира Ресничного недолговечней взмаха. Декабрь 1933 — январь 1934 Примечания «Как соловей, сиротствующий, славит...» — ВП-III , с. 19. В СССР — Мастера русского стихотворного перевода, т. 2. Л., 1968, с. 266. БП , № 287 (по беловому автографу с датой «декабрь 1933 — январь 1934» — АЕМ). Черн. автограф с датой «21 ноября 1933 г.» и автограф промежуточной редакции с датой «декабрь 1933» — AM. Вольный перевод сонета CCCXI. Муравит — своего рода неологизм, не связанный со словарным значением (муравить — покрывать поливою посуду; здесь — пролагать себе незримую дорогу (ср. «тропинок промуравленных изгибы» в предыдущем сонете).
Входимость: 1. Размер: 2кб.
Часть текста: * * * ("Когда уснет земля и жар отпышет... ") ‹3› Or che ’l ciel e la terra e ’l vento tace... Когда уснет земля и жар отпышет, А на душе зверей покой лебяжий, Ходит по кругу ночь с горящей пряжей И мощь воды морской зефир колышет, — Чую, горю, рвусь, плачу — и не слышит, В неудержимой близости все та же, Целую ночь, це́лую ночь на страже И вся как есть далеким счастьем дышит. Хоть ключ один, вода разноречива — Полужестка, полусладка, — ужели Одна и та же милая двулична... Тысячу раз на дню, себе на диво, Я должен умереть на самом деле И воскресаю так же сверхобычно. Декабрь 1933 — январь 1934 Примечания «Когда уснет земля и жар отпышет...» — ВРСХД, 1962, № 64, вып. I, с. 49 — 50. В СССР — Зарубежная поэзия в русских переводах (от Ломоносова до наших дней). М., 1968, с. 318, с разночт. в ст. 14: «Я воскресаю». БП, № 288 (по беловому автографу с датой «14 — 24 <в действительности: 17 — 24. — П. Н> декабря 1933» — АЕМ). Автограф с поправками и авториз. список — AM. См. Приложения. Вольный перевод сонета CLXIV.