Эта область в темноводье —
Хляби хлеба, гроз ведро —
Не дворянское угодье —
Океанское ядро.
Я люблю ее рисунок —
Он на Африку похож.
Дайте свет — прозрачных лунок
На фанере не сочтешь.
— Анна, Россошь и Гремячье, —
Белизна снегов гагачья
Из вагонного окна.
Я кружил в полях совхозных —
Полон воздуха был рот,
Прямо в очи оборот.
Въехал ночью в рукавичный,
Снегом пышущий Тамбов,
Видел Цны — реки обычной —
Трудодень земли знакомой
Я запомнил навсегда,
Воробьевского райкома
Не забуду никогда.
Степь беззимняя гола.
Шутишь: родина щегла!
Только города немого
Только чайника ночного
Сам с собою разговор...
В гуще воздуха степного
Перекличка поездов
Их растянутых гудков.
23—27 декабря 1936
Примечания
«Эта область в темноводье...» (с. 226). — с. 46, без строфы 1. В СССР — Москва, 1964, № 8, с. 153. БП, № 192, с датой «23 — 29 декабря 1936» (в примеч. — вариант <И>). ВТ, с. 48 — 49, с датой «29 декабря 1936» (по-видимому, по НК). Строфа 3 как отдельное ст-ние приложена к письму Н. Я. Мандельштам к К. И. Чуковскому от 28 декабря 1936 Первоначальная редакция с датой «24 декабря 1936» — см. Приложения, <1>. Варианты — см. Приложения, <II> и <III> (по НМ-III, с. 228). Печ. по списку Н. Я. Мандельштам (AM).
Это ст-ние и два следующих образуют не цикл, а тематическую группу: «Я не сразу поняла смысл его колебаний с группой этих стихотворений. О. М., видимо, хотел дать оптимистический вариант и мучительно искал его («Смотришь, небо стало выше»), но был настроен достаточно мрачно («начало грозных дел»). Стихи эти как будто пейзажные, но в них символизируется острое предчувствие будущих бед. Оптимистический вариант был бы лживым, поэтому он не выходил, победила правдивая линия, и стихи «стали» с. 229). Н. Я. Мандельштам раскрывает и конкретные реалии этого ст-ния. «Мы проводили много времени на телефонной станции, находившейся в двух шагах от нашего дома. Там висела большая фанерная карта области, на которой вспыхивали лампочки, показывающие, какой из районов области включен в сеть. По совхозам мы ездили летом 35 года. Поездка наша началась с райцентра — села Воробьевка. В райкоме там работал немолодой — лет сорока пяти — человек, явно переведенный из города. Он был подозрительно интеллигентен для райкома, очевидно, его выкинули откуда-то за несогласие. У нас с ним было несколько разговоров, и, несмотря на его осторожность, мы заметили немало горьких интонаций. Они относились и к раскулачиванью, и к организации хозяйства области. В 37 году мы его вспоминали, думая, что с ним, наверное, расправились» (там же, с. 231).
Тамбов. — 18 декабря 1936 г. по путевке Союза писателей Мандельштам уехал в «нервный» санаторий в Тамбове, откуда вернулся в Воронеж 5 января 1937 г., т. е. значительно раньше срока, ввиду резкого ухудшения здоровья. Ср. впечатления поэта в передаче С. Б. Рудакова: «Чудный губернский город. Река. Снег далеко, далеко. На нем точечки путей. Лес. Перелески под снегом. Движения никакого. Только баба в платке пройдет. Сугробы, чудные дворянские особняки... деревянная, по Щедрину, каланча, один автомобиль на весь город»