«ИЗ ТАБОРА УЛИЦЫ ТЕМНОЙ...»
Я буду метаться по табору улицы темной
За веткой черемухи в черной рессорной карете,
За капором снега, за вечным за мельничным шумом...
Я только запомнил каштановых прядей осечки,
Придымленных горечью — нет, с муравьиной кислинкой,
От них на губах остается янтарная сухость.
В такие минуты и воздух мне кажется карим,
И кольца зрачков одеваются выпушкой светлой;
И то, что я знаю о яблочной розовой коже...
Но все же скрипели извозчичьих санок полозья,
В плетенку рогожи глядели колючие звезды,
И били вразрядку копыта по клавишам мерзлым.
И только и свету — что в звездной колючей неправде,
И некому молвить: «из табора улицы темной...»
1925
Примечания
«Из табора улицы темной...» (с. 158). — Звезда, 1927, № 8, с. 43, под загл. «Из табора улицы темной...». С, с. 189 — 190, с датой «1925». БП, № 127. Автограф (на обороте бланка «Нового мира») — в архиве Н. И. Замошкина ф. 49, оп. 2, ед. хр, 54). Фонограмма авторского чтения демонстрировалась Л. А. Шиловым на I Мандельштамовских чтениях в Москве в феврале 1988 г. Печ. по ГЛМ.
Обращено к О. А. Ваксель (см. коммент. к предыдущему ст-нию).
— возможно, деревянные торцы, которыми в 20-е годы были вымощены многие улицы в Ленинграде.