ГРИФЕЛЬНАЯ ОДА
Мы только с голоса поймем,
Что там царапалось, боролось...
Звезда с звездой — могучий стык,
Кремнистый путь из старой песни,
Кремня и воздуха язык,
Кремень с водой, с подковой перстень.
На мягком сланце облаков
Молочный грифельный рисунок —
Не ученичество миров,
А бред овечьих полусонок.
Мы стоя спим в густой ночи
Под теплой шапкою овечьей.
Обратно в крепь родник журчит
Цепочкой, пеночкой и речью.
Здесь пишет страх, здесь пишет сдвиг
Свинцовой палочкой молочной,
Здесь созревает черновик
Учеников воды проточной.
Крутые козьи города,
Кремней могучее слоенье;
И все-таки еще гряда —
Овечьи церкви и селенья!
Вода их учит, точит время,
И воздуха прозрачный лес
Уже давно пресыщен всеми.
Как мертвый шершень возле сот,
День пестрый выметен с позором.
И ночь-коршунница несет
Горящий мел и грифель кормит.
С иконоборческой доски
Стереть дневные впечатленья
И, как птенца, стряхнуть с руки
Уже прозрачные виденья!
Плод нарывал. Зрел виноград.
День бушевал, как день бушует.
И в бабки нежная игра,
И в полдень злых овчарок шубы.
Как мусор с ледяных высот —
Изнанка образов зеленых —
Вода голодная течет,
Крутясь, играя, как звереныш.
И как паук ползет по мне —
Где каждый стык луной обрызган,
На изумленной крутизне
Я слышу грифельные визги.
Для твердой записи мгновенной.
Меняю шум на пенье стрел,
Меняю строй на стрепет гневный.
Кто я? Не каменщик прямой,
Не кровельщик, не корабельщик, —
Двурушник я, с двойной душой,
Я ночи друг, я дня застрельщик.
Блажен, кто называл кремень
Учеником воды проточной.
Блажен, кто завязал ремень
Подошве гор на твердой почве.
И я теперь учу дневник
Царапин грифельного лета,
Кремня и воздуха язык,
С прослойкой тьмы, с прослойкой света;
И я хочу вложить персты
Как в язву, заключая в стык —
Кремень с водой, с подковой перстень.
1923, 1937
Примечания
— ВК, с. 81 — 85. Отрывок (строфа 4) — Накануне, Берлин, 1923, 29 июля («Лит. неделя»). С, — 175, с датой «1923». БП, № 120. Автограф ранней редакции — AM (опубл. в с. 34, 35, — см. Приложения, <1>. Автограф, с датой «март 1923 г.» (AM), — первоначальная редакция двух четверостиший, здесь же подвергнутых переработке. Ст. 37 — 40:
Ст. 45 — 48:
Автограф промежуточной редакции под загл. «Грифель», с датой «март 1923», черновой автограф и черновые записи отдельных строф — AM. Авториз. список промежуточной редакции с загл. «Грифель» и с датой «8 марта 1923 г.» — в фонде «Красной нови» (ЦГАЛИ, — см. Приложения, <II>. Авториз. список первопечатного текста, под загл. «Грифельная ода» и с эпиграфом из Лермонтова: «И звезда с звездою говорит...», — собр. Н. И. Харджиева. Аналогичный список — в архиве А. М. Эфроса (сообщ. Н. Д. Эфрос) — см. Приложения, <III>. Печ. по БП, где дается по авт. экз. С, из текста которого Мандельштам в 1937 г. изъял 8 строк — ст. 44 — 52 в С, причем ст. 49 — 50 вынес в эпиграф.
«Слово и культура» и «Девятнадцатый век» (II, 195). Ст-ние тесным образом связано с последним ст-нием Г. Державина — началом оды «На тленность», записанным грифелем на аспидной доске. Очевидна и связь со «старой песней» — ст-нием М. Лермонтова «Выхожу один я на дорогу...». «Грифельная ода», по мнению Н. И. Харджиева, «может рассматриваться как новый этап в развитии поэтического метода Мандельштама, характеризуемый внедрением в предметную структуру стиха принципов сложных смысловых ходов, отчасти идущих от Хлебникова». История становления текста ст-ния раскрыта И. М. Семенко с. 9 — 35). Д. И. Черашняя прочитывает сюжет оды как историю творчества и как смену форм выражения авторского сознания (см.: Литературное произведение и литературный процесс в аспекте исторической поэтики. Кемерово, 1988, с. 66 — 74). См. также статью Г. И. Седых «Опыт семантического анализа «Грифельной оды» О. Мандельштама» (Филологические науки, 1978, № 2, с. 13 — 25) и разбор в кн.: Ronen О. An approach to Mandelstam. Jerusalem, 1983.
Стрепет (было «трепет») — опечатка машинистки, очень понравившаяся Тихонову, из-за чего автор ее сохранил (помета на экз-ре С