Что поют часы-кузнечик,
Лихорадка шелестит
И шуршит сухая печка —
Это красный шелк горит.
Что зубами мыши точат
Жизни тоненькое дно —
Это ласточка и дочка
Отвязала мой челнок.
Что на крыше дождь бормочет —
Это черный шелк горит,
Но черемуха услышит
И на дне морском простит.
Потому что смерть невинна,
И ничем нельзя помочь,
Что в горячке соловьиной
Сердце теплое еще.
Начало 1918
Примечания
«Что поют часы-кузнечик...» (с. 120). — Сб. «Обвалы сердца». Севастополь, 1920, с. 15, под редакц. загл. «В горячке соловьиной». Т, с. 50, с разночт. в ст. 13: «Потому что смерть невинных». Красная новь, 1923, № 1, с. 50. ВК, с. 30, с разночт. в ст. 1: «Что поют часы, кузнечик». С, с. 117, с разночт. (возможно, опечаткой — в НР-28 была невыправленная машинопись) в ст. 12: «И на дне морском: прости» и с ошибочной датой: «1917» (исправлено на «1918» в авт. экз. С). БП, № 86. Печ. по ж. «Красная новь».
Лихорадка шелестит. — «Это мы вместе топили печку: у меня жар — я мерю температуру» (Ахматова, с. 195, примеч. 41).
— Мандельштам говорил, что огонь похож на красный шелк (примеч. к БП, № 86).
— Ср. в ст-нии «Телефон» (1918): «На дне морском цветет: прости!»