О последней строке и скрытом имени в стихотворении О. Мандельштама «Мастерица виноватых взоров...» (1934)
Стихотворение «Мастерица виноватых взоров...»341 написано в феврале 1934 г. и обращено, как известно, к Марии Сергеевне Петровых, которой Мандельштам был безответно увлечен зимой 1933 - 34 гг.
** *
Мастерица виноватых взоров,
Маленьких держательница плеч,
Усмирен мужской опасный норов,
Не звучит утопленница-речь.
Ходят рыбы, рдея плавниками,
Раздувая жабры. На, возьми,
Их, бесшумно охающих ртами,
Полухлебом плоти накорми!
Мы не рыбы красно-золотые,
Наш обычай сестринский таков:
В теплом теле ребрышки худые
И напрасный влажный блеск зрачков.
Маком бровки мечен путь опасный...
Что же мне, как янычару, люб
Этот крошечный, летуче-красный,
Этот жалкий полумесяц губ...
Я с тобой в глухой мешок зашьюсь;
Твои речи темные глотая,
За тебя кривой воды напьюсь.
Ты, Мария, - гибнущим подмога.
Надо смерть предупредить - уснуть.
Я стою у твердого порога.
Уходи. Уйди. Еще побудь.
13-14 февраля 1934342
Другой вариант первого стиха последнего четворости- шия: «Наша нежность - гибнущим подмога» (автограф в архиве М.С. Петровых - у ее дочери А.В. Головачевой) считается некоторыми текстологами основным. К этому вопросу мы вернемся ниже.
Существуют различные трактовки стихотворения, его содержание и «устройство» богаты и открывают широкое поле для исследователей.
М.В. Безродный усматривает в интересующем нас произведении связь с пушкинским «Бахчисарайским фонтаном» и образом Офелии из «Гамлета». Последнее тем более вероятно, что в концовке стихотворения, с нашей точки зрения, звучит очевидный гамлетовский мотив. О связи стихотворения с трагедией Шекспира писал и О.А. Лекманов. Прослеживая шекспировские мотивы у автора «Мастерицы^», Лекманов заключает: «В творчестве Осипа Мандельштама 1930-х годов гамлетовская тема была <...> скрыто продолжена в стихотворении “Мастерица виноватых взоров...”(1934) <...> В последней строфе этого загадочного стихотворения возникает явственная реминисценция из монолога Гамлета: “Надо смерть предупредить, уснуть.”, а в первой содержится намек на Офелию: “Не звучит утопленница-речь"»343. (В сообщенном автору данной статьи тексте работы о Мандельштаме и Шекспире О. Лекманов усматривает «намек на Офелию» также в третьей и пятой строфах: «Наш обычай сестринский таков...», «Твои речи темные глотая...».) О теме Офелии в «Мастерице.» пишет и М. Безродный; на подтекст из «Бахчисарайского фонтана» и стихотворения «Константинополь» (1911) Н. Гумилева указывает М.Л. Гаспаров344:
Сегодня ночью на дно залива
Швырнут неверную жену,
Жену, что слишком была красива
И походила на луну.
Отец печален, но понимает
И шепчет мужу: «Что ж, пора?»
Но глаз упрямых не поднимает,
«Так много, много в глухих заливах
Лежит любовников других,
Сплетенных, томных и молчаливых...
Какое счастье быть среди них!»
Не исключен в «Мастерице.» отклик и непосредственно на «Дон Жуана» Байрона, где нравы в султанской Турции описываются так (Песнь пятая, строфа 149 в переводе Г. Шенгели):
А если иногда бывали неувязки,
То слухов не было, - кто согрешил и в чем:
Все рты безмолвствуют; виновных для острастки
В мешок и в море: шлеп, - и снова тишь кругом.
И погребен секрет навеки без огласки,
И сплетен в публике не больше, чем в моем
Труде, и нет газет, что всех травить могли бы;
Мораль улучшилась, и поживились рыбы.
Несколько раньше, в строфе 92, говорится о мешках, заметим, зашитых (слуга в разговоре с Дон Жуаном):
Босфор недалеко, и быстро в нем теченье;
Еще последняя не догорит звезда,
Как в море Мраморном придется, без сомненья,
Плыть мне и вам, в мешках зашитыми. Такой
Род навигации у нас в ходу порой 345.
Упоминание о такого рода казни за любовные прегрешения есть и у Пушкина в «Каменном госте» (Лепорелло в беседе с монахом о Дон Гуане):
Монах
Его здесь нет,
Он в ссылке далеко.
Лепорелло
И слава богу.
Чем далее, тем лучше. Всех бы их,
Развратников, в один мешок да в море 346.
Говоря о сложности «устройства» стихотворения, не можем отказать себе в удовольствии напомнить, к примеру, о наблюдении, сделанном Д. Черашней: она обратила внимание на то, что второе четверостишие «Мастерицы.», где речь идет о «бесшумно охающих» рыбах, является акростихом: «Ходят рыбы, рдея плавниками, / Раздувая жабры.
На, возьми, / Их, бесшумно охающих ртами, / Полухлебом плоти накорми!»: ХРИП347. Добавим, что и сама звуковая ткань этого четверостишия передает утрату членораздельной речи - некий хрип и пыхтение явственно слышатся (выделим только соответствующие звуки): «Ходят Рыбы, Рдея Плавниками, / Раздувая жабРы. На, возьми,/ иХ, бесшумно оХающиХ РТами, / ПолуХлебом ПлоТи накоРми!». (Одни текстологи полагают правильным прочтение «охающих», другие «окающих». Фонетической картины это существенно не меняет.) О другой, не менее значимой особенности фонетической ткани этого стихотворения мы скажем ниже.
Но вот последний стих «Мастерицы...» не привлекал к себе, кажется, особого внимания. «Уходи, уйди, еще побудь» - замечательное завершение стихотворения, которое выражает и сознание непреодолимой дистанции в отношениях, и мольбу все же, вопреки всему, продолжить эти отношения хотя бы ненадолго, и страх за ту, к кому обращены эти слова: стоящий «у твердого порога» отталкивает дорогое нежное существо от себя - его гибельная судьба не должна стать ее судьбой.
Однако, как нам представляется, финальный стих «Мастерицы.» отразил и воспоминание о другой, более ранней любви - к Ольге Гильдебрандт-Арбениной.
В 1909 г. в 12-м номере журнала «Весы» были опубликованы «Куранты любви» М.А. Кузмина. Именно в этом году с Кузминым познакомились Н. Гумилев и О. Мандельштам348. В следующем, 1910-м г., это поэтически-музыкальное сочинение вышло в свет отдельным изданием: «Куранты любви». Слова и музыка М. Кузмина. М., «Скорпион», 1910. «Куранты любви» были очень популярны. Сам автор не раз исполнял свое произведение. Мандельштам был, без сомнения, знаком с «Курантами».
В части IV сочинения Кузмина, «Зима», в стихотворении «Поэт» говорится о неожиданном приходе любви. Она, «как поздний гость», приходит к поэту зимой, в «неурочное» для любви время:
Поэт
Не сам ли сердце я сковал зимой?
Не сам ли сделал я свой дом тюрьмой?
Не сам ли я сказал любви «Прощай,
Любовь стучится в дверь, как поздний гость,
И сердце снова гнется, словно трость:
Оно горит и бьется; не хотя, -
Его пронзило дивное дитя.
Он спит, мой гость, в передрассветный час,
Звезда бледна, как меркнущий топаз;
Не мне будить его, проснется сам,
Открывши двери новым чудесам.
Я жду, я жду: мне страх вздымает грудь.
Не уходи, мой гость: побудь, побудь 349.
Можно предположить, что в финальном стихе отразилась строка популярного романса: «Не уходи, побудь со мною...». Романс был опубликован во второй части «Полного сборника либретто для граммофона», которая вышла в свет на рубеже 1904-1905 гг.
В 1920 г. Мандельштам знакомится с актрисой Ольгой Николаевной Гильдебрандт-Арбениной. Позднее она вспоминала: «Познакомилась я с М<андельштамом> осенью 1920 г.»350. Мандельштам был увлечен Арбениной осенью - зимой 1920-1921 гг. «Арбенина взаимностью не отвечала: то было время ее близких отношений с Н.С. Гумилевым. В конце 1920 г. она “ушла" от Гумилева к Юрию Юркуну»351. В это же время, после знакомства с близким другом М. Кузмина, Арбенина вошла в круг знакомых последнего и стала бывать в его доме. Для Мандельштама его отношения с Арбениной оказались соотнесенными некоторым образом с М. Кузминым и, главное, с его поэзией. О.Н. Гильдебрандт упоминает о своем разговоре с Ю. Юркуном: «Наша дружба с М<андельштамом> дотянулась до января 1921 г. Помню, я как-то “собралась" пойти его навестить: “Зачем Вам?” - “За стихами”. - “Мих<аил> Ал<ексеевич> напишет Вам не хуже”. - “Может быть, и лучше. Но не то. Это будут не мои стихи”»352.
Процитировав в своей работе «Михаил Кузмин и Осип Мандельштам: влияние и отклики» отзыв о Кузмине из неопубликованной при жизни статьи Мандельштама «О современной поэзии (к выходу “Альманаха Муз”)»: «Пленителен <ясный> классицизм Кузмина. Сладостно читать живущего среди нас классического поэта, чувствовать гётевское слияние “формы” и “содержания”, <осязая самую личность поэта, его “я”, как чистую форму> убеждаться, что душа наша не субстанция, сделанная из метафизической ваты, а легкая и нежная Психея. Стихи Кузмина не только запоминаются отлично, но как бы припоминаются (впечатление припоминания при первом же чтении), выплывая из забвения (классицизм) ...», - Ю.Л. Фрейдин дает следующий комментарий к этому пассажу: «Сам “Альманах Муз” вышел в 1916 г. Судя по упоминанию о “российских бурях”, статья написана Мандельштамом после революции. В отзыве о Кузмине обращает на себя внимание не только редкая для Мандельштама панегиричность, но и обилие автоцитат, точнее - ключевых слов, которые позже прозвучат в стихах, в статьях, образуя мотивы и темы. Мотивы души-Психеи (слова-Психеи), осязания, припоминания обнаруживаются в стихах 1920 г.: “Когда Психея-жизнь спускается к теням...”, “Я слово позабыл, что я хотел сказать.”, в близком им по времени статье-манифесте “Слово и культура”. Создается отчетливое впечатление, что в конце 10-х - начале 20-х годов Мандельштам рассматривал поэзию Кузмина в тесной внутренней связи с собственными поэтическими поисками». И ниже, перечислив ряд стихотворений Мандельштама и назвав последним среди них «Чуть мерцает призрачная сцена.» упоминает в одном ряду стихи Мандельштама 1920 г., Ольгу Арбенину и М. Кузмина: «Вспомним, что последнее из перечисленных мандельштамовских стихотворений обращено к О.Н. Гильдебрандт-Арбениной <...>, входившей в круг людей, близких Кузмину»353.
В 1922 г. Мандельштам отзывается о Кузмине восторженно, причем имея в виду, очевидно, и его прозу (запись высказывания поэта в дневнике И.Н. Розанова): «Можно говорить [:] Пушкин, Л. Толстой, Кузьмин [так!], но нельзя [:] Тургенев и Кузьмин. Это величины несоизмеримые. Тургенев - плохой писатель, а Кузьмин - первоклассный. (Пафос его рассказывания - “любопытство к жизни”). Нельзя спрашивать, нравится ли нам Кузьмин, а надо наоборот: нравимся ли мы Кузьмину»354. Теперь обратимся к более позднему увлечению Мандельштама Марией Петровых. Имеется драгоценное свидетельство о том, что Мандельштам сам осознавал - в его жизни в определенной степени повторилась ситуация тринадцатилетней давности:
«Ревность, соперничество были священными атрибутами страсти в понимании Мандельштама.
Л.В.] воспоминаний о Николае Степановиче, когда в голодную зиму они оба домогались в Петрограде любви Ольги Николаевны Арбениной»355.
Действительно: увлечение, как и в случае с Арбениной, приходится на зиму - теперь на зиму 1933 - 34 гг.; возлюбленная в обоих случаях моложе поэта (даты жизни О.Н. Гильдебрандт-Арбениной: 1897/1898 - 1980; М.С. Петровых - 1908 - 1979), причем в то время, когда ими был увлечен Мандельштам, они были почти равны по возрасту - одной примерно 23 года, другой 25 лет; как и влюбленность в Арбенину, увлечение Марией Петровых остается безответным; соперником снова оказывается Гумилев - на этот раз младший; наконец, Арбенина - актриса, а Мария Петровых хотя и не актриса, но страстная театралка (что зафиксировано в эпиграмме Мандельштама «Уста запеклись и разверзлись чресла...», 1933-1934).
Бесспорно, что и героиня «Мастерицы.» в определенной степени напоминает образ возлюбленной из стихотворений, обращенных к Ольге Арбениной. (Это сходство, конечно, также было замечено исследователями.) Сравним: «самый нежный ум», «маленький вишневый рот» («Мне жалко, что теперь зима.», 1920), «Меня к тебе влечет / Искусанный в смятеньи / Вишневый нежный рот» («Я наравне с другими.». 1920), «соленые нежные губы» («За то, что я руки твои не сумел удержать.», 1920) - и, в стихах к Петровых: “Что же мне, как янычару, люб / Этот крошечный, летуче-красный, / Этот жалкий полумесяц губ», «наша нежность - гибнущим подмога» («Мастерица виноватых взоров.», 1934). В своих воспоминаниях о Мандельштаме Арбенина замечает: «Он любил детей и как будто видел во мне ребенка»356. Такой, «полудетский» образ нарисован в обращенном к ней стихотворении «Мне жалко, что теперь зима...» (1920). Но и в стихах, адресованных Марии Петровых, подчеркнуты хрупкость, уязвимость, полудетскость (характерно использование уменьшительных форм): «маленьких держательница плеч» (вариант автографа из архива М.С. Петровых - «Маленьких держательница встреч» - считаем, вслед за А.Г Мецем, видимо, опиской), «ребрышки худые», «маком бровки мечен путь опасный». Пишущий эти строки сознательно не обращается к стихотворению «Твоим узким плечам под бичами краснеть.» (1934), где «детскость» и «нежность» героини являются определяющими чертами: хотя и очень вероятно, что эти стихи тоже адресованы Марии Петровых, все же об этом нельзя говорить со стопроцентной уверенностью.
Имелись, однако, обстоятельства, резко отличавшие увлечение Марией Петровых от влюбленности в Ольгу Арбенину. Атмосфера была иной. Этих обстоятельств по меньшей мере два: во-первых, уже были написаны антисталинские стихи и Мандельштам хорошо сознавал, что он ходит по краю пропасти; во-вторых, адресат любовных стихов носил чрезвычайно важное в этих условиях имя Мария. И само это имя определяет, в значительной мере, смысл стихотворения - можно сказать, диктует развертывание его смысла.
Ю.И. Левин показывает, что в «Мастерице.» «женская» тема развивается «в ее чувственном аспекте (в теплом теле...), который сливается здесь с аспектом “маленькое, слабое, вызывающее жалость" (. ребрышки худые).»357. Женское ассоциируется в стихотворении также с виноватым, ложным, ненадежным, непрямым («кривая вода»), но влекущим, соблазнительным. Героиня стихотворения, добавим, не просто смотрит виновато - она мастерица «виноватых взоров». Более того, ее привлекательность влечет к погибели. Отметив подобие «романов» c О. Арбениной и с М. Петровых, О.А. Лекманов пишет: «В центре этого сложного стихотворения два персонажа: слабая женщина и сильный мужчина. При этом слабая женщина предстает покорительницей сильного мужчины и даже его палачом (наблюдение Михаила Безродного: первые строки стихотворения “Мастерица виноватых взоров, / Маленьких держательница плеч" скрывают в себе идиому “заплечных дел мастер"). Для покорения мужчины женщина коварно (мягкий вариант: кокетливо) пользуется своей плотской привлекательностью. Мужчина сам стремится навстречу собственной гибели ...»358. К проницательному замечанию М. Безродного можно добавить, что и здесь обнаруживается сходство «Мастерицы.» со стихами, адресованными Арбениной, - в одном из обращенных к ней стихотворений героиня уподобляется исполнителю казни: «Я больше не ревную, / Но я тебя хочу, / И сам себя несу я, / Как жертву палачу» («Я наравне с другими.», 1920).
Но финал стихотворения - по словам Ю. Левина - все меняет: «И неожиданно, после сгущения темного, кривого, глухого, после нагнетания ориентальных мотивов (причем все это сфокусировано на героине) - появляется прямо противоположное: “Ты, Мария - гибнущим подмога”. <.> Неожиданность заключается в том, что в роли Богоматери, заступницы, спасительницы выступает именно та, которая только что в облике турчанки влекла к гибели»359. (Финальные стихи «Мастерицы.», в которых выступает иная ипостась «женского» - самоотдача - были, заметим, все же подготовлены: говорится ведь и о женской способности раздарить себя: «полухлебом плоти накорми» - слишком, очевидно, смелая ассоциация с причастием; говорится и о «сестринском обычае» - ср.: «сестра милосердия»). Возможно, в стихе о «полухлебе плоти» отозвалось «Облако в штанах» Маяковского: ведь героиню поэмы зовут Мария и герой просит ее тела как хлеба насущного.
Мария!
Поэт сонеты поет Тиане,
человек весь -
тело твое просто прошу,
как просят христиане -
«хлеб наш насущный
даждь нам днесь» 360.
«Наш обычай сестринский» - конечно, от выражения «наша сестра», которое употреблялось (и сейчас употребляется, но значительно реже) в значении «мы, женщины», «такова наша женская природа (доля)».
Словом, образ героини стихотворения сочетает в себе противоположности - «заплечных дел» «мастерица» является в то же время «сестрой милосердия».
Независимо от того, считать ли более текстологически обоснованным стих «Ты, Мария, - гибнущим подмога» или «Наша нежность - гибнущим подмога», надо отметить, что имя милосердной спасительницы присутствует в скрытом виде в фонетической ткани стихотворения. «Мандельштам, - пишет О. Ронен, - вообще очень часто насыщает свои тексты анаграммами ключевого по смыслу слова»361. В «Мастерице^» перед нами именно такой случай. Стихотворение начинается со стиха, в котором первое слово уже содержит имя адресата любовного обращения, причем ударение падает на тот же звук, что в имени Мария:
МАстеРИца виноватых взоров...
Первый гласный звук в строке - редуцированный, мы, естественно, не произносим «мАстерица». Но мы так пишем, и, как представляется автору статьи, надо принять во внимание то обстоятельство, что у нас возникает вид написанного слова при его произнесении. Это, думается, имеет значение. Ведь и в самом имени «Мария» первый звук редуцируется, но, произнося имя, мы отчетливо сознаем, как это имя пишется, и, следовательно, «видим» внутренним зрением это «а».
Второй стих также начинается с первого слога имени героини; представлены в стихе и другие звуки анаграммы:
МАленьких деРжательнИца плеч...
Здесь это «ма» звучит отчетливо, поскольку «а» в данном случае ударное.
В первом слове третьего стиха «именование» продолжено:
усМИРен мужской опАсный норов...
Во втором четверостишии, как было сказано выше, представлено «пыхтение» жутковатых, алчущих женской плоти рыб (думается, что эти рыбы имеют отношение к тем, которые упомянуты поэтом в письме Н.Я. Мандельштам от 13 марта 1930 г., - письме, написанном в разгар измучившего Мандельштама разбирательства в связи с переводом «Тиля Уленшпигеля»: «Здесь не люди, а рыбы страшные»362.). Слабая героиня живет в мире онемевших (сравним: «Наши речи за десять шагов не слышны...») агрессивных существ. Таковы мужчины-рыбы. (Сравним с одичанием в антисталинском стихотворении: «Кто свистит, кто мяучит, кто хнычет...».) Мужчины сами по себе агрессивны и плотоядны, а теперь они еще и онемели - налицо деградация, как в стихотворении «Ламарк». Слабой, нежной героине приходится жить в таком мире и как-то «усмирять» вожделеющих ее плоти чудовищ. В связи со строкой «Усмирен мужской опасный норов...» автор данной статьи хотел бы привести такое обстоятельство: покойная Екатерина Сергеевна Петровых (Чердынцева), сестра Марии Петровых, сообщила ему следующее: осенью 1917 года девятилетняя Маруся Петровых задумала издавать «художественно-политический» журнальчик «Весенняя звездочка» (к сожалению, он был утрачен во время Великой Отечественной войны). Журнал был рукописный, но писала Маруся печатными буквами. Размер - примерно 10 на 6 сантиметров. На последней странице красовался нарисованный грач с раскрытым клювом, из которого вылетали слова: «Голосуйте за номер 2, будут у вас и хлеб и дрова» - агитационный призыв к выборам в Учредительное собрание. (По списку № 2 шли на выборы в Ярославской губернии кадеты - Партия народной свободы. Детство М. Петровых провела под Ярославлем.)
Мандельштам этим журнальчиком восхищался, особенно «редакторской статьей» такого содержания:
в речи Бога и несчастья энтелигенции [так! - Л.В.]». (Текст еще до Великой Отечественной войны был переписан из «журнала»; сообщен автору книги Е.С. Петровых.)
Прочитав эту статью, Мандельштам сказал: «Тут отражена целая эпоха!» или «Да это же целая эпоха!» - во всяком случае, слова «целая эпоха», по словам Екатерины Сергеевны, были точно сказаны.
Не отсюда ли стих об «усмирении» мужчин в мандель- штамовском стихотворении?
Но не только пыхтение рыб представлено в звуковой ткани второго четверостишия (вернемся к нему). Заметим, что в концовке каждого стиха мы встречаем набор звуков и букв все того же имени - имени той, чей удел - раздавать «полухлеб» своей «плоти»:
плавникАМИ
нА возьМИ
РтАМИ
нАкоРМИ
В третьем катрене автор возвращается к описанию героини:
МЫ не РЫбы кРАсно-золотЫЕ
(примем во внимание и возможное старое произношение: золотЫЯ).
В четвертом катрене портрет героини дорисовывается. Первый стих четверостишия снова начинается с первого слога имени Мария, но к этому дело не сводится:
Что же Мне, как янычАРу люб.
(Хотя в слове «бровки» звук «и» редуцирован, но все же он опознается при произношении.)
«Водный» мотив в интересующих нас стихах связан не только с Шекспиром, Байроном и Пушкиным, но и с «богородичной» темой. Ю. Левин пишет: «Привлечение более специальных данных, например, связанных с мифологическим наполнением тем воды, влаги, рыб, или учет того, что «Мария - гибнущим подмога» - перефразировка названия одной венецианской церкви, - внесло бы дополнительные нюансы в осмысление стихотворения»3.
Храмы в честь Богородицы, одно из имен которой в западной традиции Maris Stella, стоят в целом ряде портовых городов (например, в Марселе: храм Нотр Дам де ля Гард с десятиметровой фигурой девы Марии - покровительницы моряков; за это указание благодарим Ю.Л. Фрейдина).
Мандельштама датировано 13 - 14 февраля. Может быть, такое совпадение не случайно?) 363
Мы знаем о том, насколько щепетилен был Мандельштам в обращении с именами, с введением имени в открытом, явном виде в свои стихи; в то же время мы знаем, что он «спрятал» имена адресаток в стихотворениях, посвященных Цветаевой и Лиле Поповой («Успенье нежное - Флоренция в Москве» в стихотворении 1916 г.: здесь «Флоренция» указывает не только на Цветаеву, но и на цветочную фамилию строителя собора, Аристотеля Фиораванти; строка «Розы черные, лиловые...» из стихотворения «На откосы, Волга, хлынь, Волга, хлынь...» 1937 г. не только говорит о «чер- нявости» героини, но и содержит ее имя - Лиля). Автору данной статьи кажется поэтому, что вариант строки «Наша нежность - гибнущим подмога» - более «мандельштамов- ский»: ведь в скрытом виде имя в стихи уже вплетено, его незачем выпячивать - оно растворено в звучании стихотворения. А слова «наша нежность» мы понимаем как «наша женская нежность»; строка из последнего четверостишия откликается на стих из третьего («наш обычай сестринский.»), «закрепляет» и усиливает его значение.
( Отметим,что в шуточном стихотворении Мандельштама начала 1934 г. «Мне вспомнился старинный апокриф.», также имеющем прямое отношение к Петровых, имя Мария открыто вводится в рамках псевдоевангельского сюжета. За напоминание об этой эпиграмме приносим благодарность С.Г Шиндину. Но то эпиграмма, шутка, нечто несерьезное. Другое дело - «Мастерица .».)
Стихотворение о любви, в котором «водный» мотив сочетается с неуверенной надеждой на спасение - не отсылает ли оно опять-таки к Михаилу Кузмину - на этот раз к его прозе? Мы имеем в виду роман «Плавающие путешествующие» (1915), где также находим любовную тему в единстве с «водными» ассоциациями и идеей спасения (само название романа взято из молитвы - Мирной, или Великой ектении):
«Лелечка <.> продолжала:
- Да, да... но плавающие - это те, у кого есть рулевой, а если ты, обхватив склизкое бревно, носишься по морю, какое же это плавание?
- Наш рулевой - любовь, о которой не может быть двух мнений»3.
Московское зимнее увлечение Марией Петровых вызвало, видимо, в сознании Мандельштама образ входившей в круг М. Кузмина Ольги Арбениной и сами стихи Кузмина, в которых любовь неожиданно посещает поэта в зимнюю пору. Мотивы сна и страха из приведенного выше стихотворения Кузмина также, думается, получили отражение у Мандельштама (конечно, в ином значении): «Он спит, мой гость.», «Не мне будить его.»; ср. «Я жду, я жду: мне страх вздымает грудь.» - стоящий на значимом месте, предпоследний стих у Кузмина - и один из заключительных стихов у Мандельштама: «Надо смерть предупредить - уснуть». «Гамлетовский» стих о «сне» как добровольном уходе из жизни отражает, очевидно, мысли поэта о самоубийстве как проявлении свободного выбора в ситуации, когда грозит насильственная смерть (известно, что об этом Мандельштам думал).
Завершающая же строка стихотворения из «Курантов любви» (сквозь которую «просвечивает» рефрен популярного романса) отразилась, по нашему мнению, в финальном стихе «Мастерицы виноватых взоров .». 364
341
Первоначальный вариант статьи опубликован в книгах: Миры Осипа Мандельштама. IV Мандельштамовские чтения. Материалы международного научного семинара 31 мая - 4 июня 2009 г. Пермь - Чердынь. Пермь, 2009 (с. 184-192) и Видгоф Л.М. Статьи о Мандельштаме. М., 2010 (с. 157-166). Предлагаемый читателю текст работы содержит существенные дополнения и изменения.
342
Мандельштам О. Полное собрание стихотворений. СПб., 1995. С. 236.
343
Лекманов О.
344
Безродный М. Конец Цитаты. СПб., 1996. С. 129-135; Гаспаров М. в примечании к стихотворению «Мастерица виноватых взоров.» в книге: Мандельштам О. Стихотворения. Проза. М., 2001. С. 793.
345
Дон Жуан (перевод ГА. Шенгели). М., 1947. С. 205, 219.
346
Пушкин А. Сочинения в 2-х тт. Т. 2. М., 1980. С. 278.
347
Черашняя Д.
348
Богомолов Н., Малмстад Дж. Михаил Кузмин: искусство, жизнь, эпоха. М., 1996. С. 145.
349
Кузмин М. Стихотворения. Переписка. М.,2006. С.33.
350
Девочка, катящая серсо... Мемуарные записи. Дневники. М., 2007. С.109.
351
Гильдебрандт-Арбенина О. Девочка, катящая серсо... Мемуарные записи. Дневники. М., 2007. С. 283. (Комментарии А.Г Меца и РД. Тименчика к воспоминаниям О. Арбениной. )
352
Там же. С.163.
353
Михаил Кузмин и Осип Мандельштам: влияние и отклики / Михаил Кузмин и русская культура XX века. Тезисы и материалы конференции 15-17 мая 1990. Л., 1990. С. 28-30.
354
Галушкин А. Из разысканий об О.Э. Мандельштаме. // «Сохрани мою речь...». Записки Мандельштамовского общества. Выпуск 4. Полутом 1. М., 2008. С. 175.
355
Герштейн
356
Гильдебрандт-Арбенина О. Девочка, катящая серсо... Мемуарные записи. Дневники. М., 2007. С. 162.
357
Левин Ю. Разбор шести стихотворений // Избранные труды. М.,1998. С. 38.
358
Лекманов О. Осип Мандельштам. М., 2004. С. 160-162.
359
Левин Ю. Левин Ю. Избранные труды. М., 1998. С. 39.
360
Маяковский В. Облако в штанах // Маяковский В. Собрание сочинений в 12 т. Т. 1. М., 1978. С. 246.
361
Лексический повтор, подтекст и смысл в поэтике Осипа Мандельштама // Ронен О. Поэтика Осипа Мандельштама. СПб., 2002. С. 18.
362
Мандельштам О. Собрание сочинений в четырех томах. Т. 4. М., 1997. С. 136.
363
Разбор шести стихотворений // Левин Ю. Избранные труды. М., 1998. С. 44.
364
Кузмин М. Плавающие путешествующие. Романы, повести, рассказ. М., 2000. С. 345.