Червь могильный
II. Есть женщины сырой земле родные,
И каждый шаг их — гулкое рыданье,
Сопровождать умерших и впервые
Приветствовать воскресших — их призванье.
И ласки требовать от них преступно,
И расставаться с ними непосильно.
Сегодня — ангел, завтра — червь могильный,
А послезавтра только очертанье.
Что было поступь — станет недоступно.
Цветы бессмертны, небо целокупно,
И все, что будет, — только обещанье.
III. «Третья воронежская тетрадь»; «Есть женщины сырой земле родные...»; 1937
IV. 1) двухкомпонентная; 2) модель атрибутивного словосочетания с подчинительной связью: согласование; 3) «сущ. в им. п. + согл. компонент (прил.)»; 4) инверсивное контактное расположение компонентов; 5) м. р. (значение «живое существо»), ед. ч. (одно лицо), им. п. (номинативное: называние лица); 6) подлежащее;
умерших и сопровождать воскресших в вечном круговороте умирания и воскресения человека.
VI. См. комментарий к единице 82 женщины сырой земле родные.
«В своих воспоминаниях о Наталье Штемпель Марина Ярцева так описывала внешность своей подруги: “...Бело-розовое личико, русаточьи зеленоватые глаза и на правой щечке ямочка, придававшая особую прелесть ее улыбке”. Отличительной особенностью внешнего облика Натальи Евгеньевны была и врожденная хромота. Наталья Штемпель работала преподавательницей русского языка и литературы в одном из воронежских техникумов. <...> Наталья Штемпель полюбила Мандельштамов самозабвенно и на всю жизнь. “Мы (Надежда Яковлевна и я) были захвачены в орбиту внутренней напряженной жизни Осипа Эмильевича и жили им, его стихами, - вспоминала она. - Новые стихи были праздником, победой, радостью”. И произошло это в то время, когда Мандельштам как никогда остро нуждался в душевной поддержке, когда “все было обрублено - ни людей, ни связей, ни работы”. <...> “Наташа владеет искусством дружбы”, - считал Мандельштам. О его собственном отношении к Наталье Штемпель красноречиво свидетельствуют посвященные ей стихи, а в еще большей степени - обстоятельства чтения этих стихов самой Наташе. “Осип Эмильевич сидел на кровати в своей обычной позе, поджав под себя ноги по-турецки. Я села на кушетку. Он был серьезен и сосредоточен. “Я написал вчера стихи”, - сказал он. И прочитал их. Я молчала. “Что это? ” Я не поняла вопроса и продолжала молчать. “Это любовная лирика, - ответил он за меня. - Это лучшее, что я написал”. И протянул мне листок:
К пустой земле невольно припадая,
<...> Осип Эмильевич продолжал: “Надюша знает, что я написал эти стихи, но ей я читать их не буду. Когда умру, отправьте их как завещание в Пушкинский Дом”. И после небольшой паузы добавил: “Поцелуйте меня”. Я подошла к нему и прикоснулась губами к его лбу - он сидел как изваяние. Почему-то было очень грустно. Упоминание о смерти, а я должна пережить?! Неужели это прощальные стихи?» [Пит. по: Лекма- нов, 2004, с. 183-185].
Из воспоминаний Н.Е. Штемпель: «Когда я приехала в Москву в марте 1975 года и прочла Надежде Яковлевне эту рукопись, она сказала: “Наташа, вы о своих стихах не все сказали, неполно, это не прощальные стихи. Ося возлагал на вас большие надежды”. И она повторила строчки: .Сопровождать воскресших и впервые / Приветствовать умерших - их призванье...”» [Штемпель, 1987, с. 229].
«Ассоциации с двумя Мариями евангельских повествований, присутствовавшими на Голгофе, а затем ставшими свидетельницами Воскресения и Богоявления. В ст. 1 -2 сказались, по-видимому, реминисценции из рассказа старицы о тождественности Марии-Богородицы и “сырой земли