Адалис Аделина
АДАЛИС Аделина (наст. фам., имя, отчество Ефрон Аделина Ефимовна) (13.7.1900, С.-Петербург - 13.8.1969, Москва), поэт, прозаик и переводчица. С 1920 жила в Москве. Входила в круг моск. знакомых О. М. вместе с Э. Г. Багрицким, В. П. Катаевым и др. участниками одесского лит. кружка «Зеленая лампа». О. М. отозвался на поэзию А. в ст. «Литературная Москва» (1922), где, квалифицируя А. и М. И. Цветаеву как «пророчиц» в поэзии, ставит поэзию
А. выше цветаевской, поскольку последняя не выходит за рамки «женской», а творчество А. «подчас достигает мужской силы и правды». Противопоставление «мужского» и «женского» начал, «мужей» и «жен» для О. М. - знаковое и оценочное.
В этом контексте положит. рец. О. М. на сб. стихов А. «Власть» (1934; написана для журнала «Подъём» в воронежской ссылке, 1935) является отчасти реакцией О. М. на добровольный отказ А. от жен. лирич. героини: подавляющее большинство стихов в сборнике написаны от лица мужчины. Гл. идея поэзии А. в интерпретации О. М. - необходимость соприсутствия поэта в потоке текущей жизни, порождающего убыстренный темп поэтич. речи. Тема поэта является в этом случае «всеобщей», а читатель погружается в атмосферу описываемого так, как если бы переживал события непосредственно: «Мы должны быть благодарны Адалис за то, что у нее нет собственнического отношения к теме». Переживание события, а не сопереживание индивидуальному лирич. состоянию поэта является реакцией читателя на поэзию А.: «Цель поэта - не только создать и поставить перед читателем образ, но также соединить впечатления, кровно принадлежащие читателю, но о связи которых он <...> еще не догадывается...»
В 1930-е гг., в частности в воронежской ссылке, О. М. обращается к мыслям об истории не как о повторяющихся кругах «вечного возвращения», но как к линейному движению, ранее им не воспринимаемому: «Теперь он представил себе прошлое, настоящее и будущее, взглянул на настоящее как на прошлое. и это стало оправданием настоящего». Подобная линейная протяженность и причинность во «Власти» А. является одним из образных лейтмотивов.
На нек-рые стихи из кн. А. «Власть» О. М. откликнулся. Так, в «Стихах о неизвестном солдате» задействованы образы из «Элегии» А. Это прежде всего «образы человечества - звездного неба, родства, связанного с пролитой кровью», напр.: «Как центр мирозданья и главная гордость его же, / Я полон сознаньем горячей, искрящейся дрожи. Но, видно, родство измеряется шире и шире / Не каплями слитой, то каплями пролитой крови!» Важнейший мотив «Стихов о неизвестном солдате» содержится в стих. А. «Песня о граде» (ср.: «От воров и от профанов / Охраняет ров / Этот град обетованный / Золотых паров»). «В воронежском заточении О. Мандельштама ров, охраняющий песнопевца от остального мира, выглядел достаточно выразительно». В «Элегии» А. находится и источник пассажа из рец. О. М. на кн. «Власть», ср.: «Так дико я близок с чужими людьми и делами, / Что часто мне кажется - мир есть мое продолженье» - у А. и призыв О. М.: «Подойти как можно ближе к тем людям и делам, ради которых и благодаря которым пишутся стихи». В приведенных словах А. заключен и один из мотивов «Оды» О. М., обращенной к И. В. Сталину. Подтексты к стих. О. М. «Не мучнистой бабочкою белой.» имеются в «Оде гордости» А., поднимающей как важную для О. М. тему «мастерства», так и тему «гибели летчиков», и в ее поэме «Кирову», в к-рой идея расширения пространства единичной человеч. личности, важная для О. М., дана в эпитафич. ключе: «Человеком ты кончил быть - / Будь же тысячами людей!». Тела летчиков из «Не мучнистой бабочкою белой.» О. М., также носящего характер надгробного плача, превращаются «в улицу, в страну».
В свою очередь, «Элегия» А. генетически восходит к стих. «Дано мне тело - что мне делать с ним.» О. М. Этот же самый текст О. М. отозвался и в др. стих. А. «Полуночный разговор», см.: «Он [туман] был надышан / Населением этих стран» (у О. М.: «На стекла вечности уже легло / Мое дыхание, мое тепло.»).
А. входила в круг читателей или слушателей «Четвертой прозы» вместе с А. А. Ахматовой, Н. Н. Пуниным,
В. Б. Шкловским, В. Г. Шкловской-Корди, Е. Я. Хазиным, Э. Г. Герштейн, Г. А. Шенгели. Нередко А. посещала О. М. во флигеле «Дома Герцена», приводила в его квартиру начинающих литераторов, в частности В. С. Витковича. А. присутствовала при разговоре с И. Г. Эренбургом о политике СССР и социализме. Эренбург высказывал восхищение строительством социализма, остальные, в т. ч. и А., активно возражали ему. После его ухода А. высказалась следующим образом: «Чего вы хотите? Мужчина в 40 лет, вот и все». Общение с А. как представителем следующего, более молодого поэтич. поколения, было важно для О. М. с точки зрения связи лит. и поэтич. поколений.
тематически сходные произведения самого О. М. [напр., «Ода» («Когда б я уголь взял для высшей похвалы.»); «Если б меня наши враги взяли.»; «Стансы» (1937)]. Страх А. перед существующим социальным порядком побудил ее отказать Мандельштамам в ночлеге, когда они периодически приезжали в Москву из Калинина (ныне Тверь), однако общения с ними она не прерывала.
Во время работы Н. М. в газете «За коммунистическое просвещение» А. получала через нее заказы на ряд статей и заметок.
Соч.: Бессонница: Избр. стихи. СПб., 2002; Власть: Стихи. М., 1934.
Лит: «Может быть, это точка безумия.»: Об одной воронежской рецензии О. Мандельштама и об одном стихотворении // «Отдай меня, Воронеж.». Сб. ст. Третьи междунар. Мандельштамовские чтения. Воронеж. 1995. С. 133-49; Герштейн Э. Г. Мемуары. СПб., 1998.
В. В. Калмыкова.