Бродский Иосиф Александрович
БРОДСКИЙ Иосиф Александрович (24.5.1940, Ленинград - 28.1.1996, Нью-Йорк, США), поэт, эссеист. По свидетельству самого Б., его знакомство с поэзией О. М. относится к 1960 или 1961, когда Б. прочитал «Камень» (1916) и «Tristia», произведшие на него исключительно сильное впечатление: в библиотеке Ленингр. ун-та (Б. работал в это время на кафедре кристаллографии) он «взял Мандельштама “Камень” (потому что слышал звон о книге с таким названием) и “Tristia”. Ну и, конечно, тут же отключился. Особенно сильное впечатление на меня об ту пору произвели “Лютеранин”, “Петербургские строфы”; неск. стихотворений тогда крепко засели. Вообще есть что-то совершенно потрясающее в первом чтении великого поэта. Ты сталкиваешься не просто с интересным содержанием, а прежде всего - с языковой неизбежностью. <...> После этого ты уже говоришь другим языком». Др. стихотворения О. М. стали известны Б. через 2-3 года; эти же сведения приводятся в интервью Б., данном Е. Б. Рейну (опубл. 1996) и А. Михнику (опубл. 1995).
Творчество О. М. младший поэт неизменно оценивал чрезвычайно высоко и отзывался о его поэзии восторженно и с пиететом. По свидетельству хорошей знакомой поэта, Д. Абаевой-Майерс, «что бы он сам не говорил и другие не говорили о его поэтических пристрастиях, ни одно имя он не произносил с таким трепетом, как “Александр Сергеевич”. Разве что иногда “Осип Эмильевич”. Он мог восхищаться кем угодно, но эти поэты были частью его плоти. В поэзии 20 в. Б. выделял «большую четверку»: О. М., М. И. Цветаева, Б. Л. Пастернак, А. А. Ахматова. Называя первым поэтом в этом ряду Цветаеву он вместе с тем признавал О. М. «самым крепким» из всей четверки.
Б. принадлежит ряд эссе об О. М.: самое раннее из них - написанная по-русски и опубликованная по-английски статья («По ту сторону утешения», «За пределами утешения», 1974), в к-рой рецензируются сборники переводов поэзии О. М. на англ. яз. и анализируются сложности, стоящие перед переводчиком. В написанном по-английски эссе «The Son of Civilization» («Сын цивилизации», 1977; переизд. под назв. «The Child of Civilization», «Дитя цивилизации») поэзия О. М. рассматривается в аспекте эволюции от тем Рима, античности и христианства к экзистенц. ужасу. По- этич. творчество О. М. рассматривается как рус. версия эллинизма и как попытка преодоления времени посредством стихотв. форм. В текст эссе включен англ. перевод стих. О. М. «Tristia» (1918), выполненный Б. (существующие переводы стихов О. М. на англ. яз. Б. признавал крайне неудачными.
В написанном по-русски эссе «“С миром державным.”» (1991, зачитано как доклад на Междунар. конференции 1991 в Лондоне, посвященной 100-летию со дня рождения О. М.; опубл. 1994) анализируется стих. О. М. «С миром державным я был лишь младенчески связан. » (1931). Б. отмечает и «ребяческое» начало, детскость миросозерцания и кинематографичность как черты поэтики стихотворения и отчасти поэтики О. М. в целом, рассматривает интертекстуальную соотнесенность этого текста и стих. «Золотистого меда струя из бутылки текла.».
Н. М., к-рую Б. знал лично, посвящено его эссе «Na- dezhda Mandelstam (1899-1980)» (1981). Вместе с И. Берлином Б. был одним из патронов конференции, посвященной 100-летию со дня рождения О. М., проходившей в Ин-те слав. и вост.-европ. исследований Лондонского ун-та 1-5.7.1991. Он выступал с замечаниями и наблюдениями в дискуссии практически по всем докладам, прочитанным участниками. В частности, при обсуждении докладов им были высказаны соображения о связи образа ласточек в стихах на смерть О. А. Ваксель «Возможна ли женщине мертвой хвала?..» и об ассоциативной связи ласточек с вантами корабля в стих. О. М. «Сумерки свободы». Б., оспорив идеи Г. А. Левинтона и М. Б. Мейлаха, критически оценил интерпретацию «Стихов о неизвестном солдате» как текста, содержащего апокалиптич. мотивы. Попытки О. М. приспособиться к советской действительности, по его мнению, неизменно заканчивались «полным поворотом на 180 ». Стих. О. М. «Еще не умер ты, еще ты не один.» и «Еще далёко мне до патриарха.» Б. соотнес по ритмич. рисунку и семантике со строкой своего любимого поэта 19 в. Е. А. Баратынского «Еще, как патриарх, не древен я...». В одной из реплик, превратившейся в своеобр. «мини-доклад», Б. проанализировал стих. О. М. «Когда б я уголь взял для высшей похвалы...», сходство ее поэтики с поэтикой кинематографа и живописи. Высокая оценка стих. О. М. «Когда б я уголь взял для высшей похвалы...» характерна и для более ранних (1980-х гг.) высказываний Б. в интервью С. М. Волкову: о И. В. Сталине «[н]а уровне “Оды” Мандельштама ничего больше нет. Ведь он взял вечную для русской литературы замечательную тему - “поэт и царь”. И, в конце концов, в этом стихотворении тема эта в известной степени решена». В то время, когда было высказано это мнение, такая оценка являлась, несомненно, оригинальной, т. к. стих. «Когда б я уголь взял для высшей похвалы...» воспринималось в мандельштамоведении преим. как произв. «несвободное» и несоизмеримое по своим худож. достоинством с подавляющим большинством стихов О. М. (возможно, реминисценция из этого стих содержится в стих. Б. «Рождественская звезда».
Иосиф Александрович Бродский
По воспоминаниям одного из участников мандельшт. конференции в Лондоне, средой мандельштамоведов «Бродский был сразу воспринят - и принят - как человек, владеющий в подходе к Мандельштаму некой отдельной и целостной системой координат, с которой можно спорить, но нельзя не считаться - другими словами, как человек, который “знает не хуже, но по-другому”. Преимущество этой позиции <...> заключалось в том, что она представляла собой даже не позицию, а единую жизненную систему, в которую эрудиция и научная компетентность (чрезвычайно высокая, особенно для непрофессионала) включались составной частью - вероятно, важной, но отнюдь не единственной и наверняка не самой важной». Замечания и наблюдения Б. «в большинстве случаев... были очень точны».
Многочисл. суждения о творчестве О. М. рассеяны в интервью Б. Он рассматривал О. М. скорее как символиста, нежели как акмеиста. По поводу ст. В. М. Жирмунского «Преодолевшие символизм» Б. заметил: «Жирмунский говорит о Гумилеве, Мандельштаме и Ахматовой и приходит к выводу, что Гумилев и Мандельштам так и остались символистами. В конечном счете, Мандельштам - это гиперсимволист. С т. зр. Жирмунского, единственным подлинным акмеистом являлась Ахматова. И я думаю, это справедливый тезис». Одноврем. в рус. поэзии 20 в. для Б. - «[с]амый пушкинский поэт среди русских поэтов двадцатого века по тональности - Мандельштам. Это совершенно очевидно». Отмечая как отличит. признак поэтики О. М. «экономность» слова, Б. находит в этом отношении сходство его поэзии с поэзией Баратынского, утверждая: «как сильна в Мандельштаме “баратынская” струя».
Исключительно высоко Б. оценивал прозу О. М.: «[Я] полагаю, что лучшая русская. проза двадцатого века была создана исключительно поэтами: Мандельштамом и Цветаевой». В эссе и интервью Б. часто прибегал к понятиям и характеристикам, восходившим к лит. критике О. М.: «тоска по мировой культуре», «эллинизм» рус. культуры и поэзии. Поэтика эссеистики Б. напоминает поэтику статей О. М. о литературе: «В своей эссеистике Бродский ориентируется именно на Мандельштама <...> развивая философскую и стилистичекую линию, намеченную в таких его манифестах и статьях, как “Утро акмеизма”, “Слово и культура”, “О природе слова”. Эссе обоих суть узнаваемая “проза поэта” - аристократичная и дистанцированная, не лишенная иронии и юмора, уснащенная метафорами, афоризмами, эллипсисами, инвективами, постоянно сбивающаяся на абстрактные наукообразные - и одновременно резко индивидуальные - рассуждения».
Поэзия Б. отличается намеренной установкой на риторичность и аналитич. самоотстраненность автора от выражаемых в тексте эмоций, приверженностью к филос. суждениям, высокой цитатностью. Обыгрывание омонимии и полисемии слова в поэзии Б. родственно творчеству О. М. Творчество Б. глубоко укоренено в рус. и мировой поэтич. традиции, представляя собой своеобр. воссоздание и синтез разл. поэтич. стилей. Ориентацией на т. н. мировой поэтич. текст, цитатным и автоцитатным характером поэзия Б. во многом родственна акмеизму и, в частности, поэзии О. М.
Поэзию Б. и О. М. сближают темы времени и выпадения из времени и истории, «одичания», немоты, мотив поэта как хранителя культуры. Петерб. и антич. темы в поэзии Б. имеют отчетливый мандельшт. подтекст. Во многом сходна у Б. и О. М. поэтика цитирования: любовь к «сборным», комбинированным цитатам из разных поэтов, зашифрованность смысла стихотворения посредством системы аллюзий на собств. поэтич. тексты и стихотворения др. авторов. Набор поэтич. образов у Б. и О. М. обнаруживает несомненное сходство. Совпадают образы «Я - птица», «безмолвие уст», «молчащий телефон / телефон, по которому некуда позвонить», «время - мышь», «пчела как знак поэтического творчества». Хотя ряд этих образов и входит в достояние поэтич. традиции, эта общность свидетельствует о сходстве элементов поэтич. мира Б. и О. М. Сближает Б. и О. М. и «риторичность», приверженность к повторяющимся по- этич. выражениям, к устойчивым поэтич. формулам.
влажен и гулок...» (Л е к м ан о в О. А. О равнодушной отчизне Мандельштама и Бродского // Лекманов О. Книга об акмеизме и др. работы. Томск, 2000. С. 354-357). Нек-рые стихи Б. представляют в изв. мере вариации, «подражания» стихам О. М., как напр. стихотворная «эпитафия» «Памяти Геннадия Шмакова» (1989), по ритмико-синтаксич. рисунку сходная со стих. «Голубые глаза и горячая лобная кость.» О. М., написанном на смерть А. Белого. «Остановка в пустыне» (1965) Б. ритмически и синтаксически напоминает стих. О. М. «Я не увижу знаменитой “Федры”.» и представляет своеобр. поэтич. «продолжение» мандельшт. текста.
Образом «мыши точат / жизни тоненькое дно» из стих. «Что поют часы-кузнечик.» О. М. (этот образ восходит, вероятно, через посредство «Исповеди» Л. Н. Толстого и стих.
В. А. Жуковского «Две повести» к инд. сборнику «Панча- тантра») в сочетании с образами мышей из стихотворений ряда др. рус. модернистов (К. Д. Бальмонта, М. А. Волошина, Б. Л. Пастернака, В. Хлебникова, В. Ф. Ходасевича) навеян образ мыши как олицетворения всеистребляющего времени в поэзии Б. (стих. «...И при слове “грядущее” из русского языка.» из цикла «Часть речи», 1975-76). Образ с трудом шевелящегося языка стихотворца у Б. («Сжимающий пайку изгнанья.», 1964) отсылает к строке «Губ шевелящихся отнять вы не могли.» из стих. О. М. «Лишив меня морей, разбега и разлета.». Метафора «человек-часы- кузнечик» («Загадка ангелу», 1962, «Восходящее желтое солнце следит косыми.», 1980 и еще ряд стихов Б.) - это вариация метафоры «часы-кузнечик» из стих. М. «Что поют часы-кузнечик.». Строки «Только срубы колодцев торчат, / как дома на татарских могилах» из «Полевой эклоги» (1963 [?]) Б. восходит к строкам «Обещаю построить такие дремучие срубы, / Чтобы в них татарва опускала князей на бадье» из «Сохрани мою речь навсегда за привкус несчастья и дыма.» О. М. Образы «глухонемого простора» в стих. Б. «Вид с холма» (1992) и «глухонемой вселенной» в стих. «На столетие Анны Ахматовой» (1989) отсылают к «морю черному и глухому» (стих. О. М. «Не веря воскресенья чуду.») и к строке «Глухое море как вино кипит» (стих. О. М. «Над алтарем дымящихся зыбей.»). В строке Б. «Гортань исходит грифелем и мелом» («Разговор с небожителем», 1970) варьируются образы грифеля и мела из «Грифельной оды» О. М. Выражение ««Водяное мясо» из стих. Б. «Одиссей Телемаку» (1972) восходит к «хвойному мясу» из «День стоял о пяти головах.» (Zubova L. «Odysseus to Telemachus» // Joseph Brodsky: The Art of a Poem. Houndmills, Basingstoke, Hampshire and London;
N. Y., 1999. P. 39) и к «виноградному мясу» из «Батюшкова» О. М., причем цитирование текста О. М., что характерно для поэтики цитации у Б., полемично: О. М. пишет о причастности и о причастии поэзии, Б. - о глухоте мира и одиночестве. Большое число перекличек с поэзией О. М. встречается в стихотворном цикле Б. «Часть речи» (19751976), для к-рого характерна особенно высокая мера цитат- ности. Так, в стих. «Это - ряд наблюдений. В углу тепло» из этого цикла мандельшт. строки «Человеческие губы, которым больше нечего сказать, / Сохраняют форму последнего сказанного слова» (стих. «Нашедший подкову») отражены в строфе «Через тыщу лет из-за штор моллюск / извлекут с проступившем сквозь бахрому / оттиском “доброй ночи” уст, / не имевших сказать кому» (Безносов Э. О смысле некоторых реминисценций в стихотворениях Иосифа Бродского // Иосиф Бродский: Творчество, личность, судьба: Итоги трех конференций. СПб., 1998. С. 187-188).
В поэзии Б. часто встречаются комбинированные, «сборные» цитаты и аллюзии, восходящие одноврем. к текстам О. М. и др. поэтов. В поэме «Петербургский роман» (1961) образ гл. героя соотнесен одновременно и с «чудаком Евгением» из стих. О. М. «Петербургские строфы», и с Евгением Онегиным из одноименного романа в стихах
К. Н. Батюшкова), и с образом вишневого рта (ассоциативно связанного с виноградом из батюшковского стихотворения) и «искусанного <.> вишневого нежного рта» из стих. О. М.
«Мне жалко, что теперь зима.» и «Я наравне с другими.». В поэме Б. «Горбунов и Горчаков» (1965-68) образ не говорящей звезды, полемический по отношению к лермонтовскому «Выхожу один я на дорогу.», заимствован из «Концерта на вокзале» О. М.; образ из поэмы Б. соотнесен со стихотворением Лермонтова через посредство мандельшт. текста.
В поэзии Б. встречаются переклички и с прозой О. М. Так, мотив невозможности телефонного звонка в мир далекого прошлого в поэзии Б. («До сих пор, вспоминая твой голос, я прихожу.», 1982, «Корнелию Долабеле», 1995) соотнесен с мотивом невозможного звонка в царство мертвых «Египетская марка» О. М. (звонок в царство мертвых).
О. М. Но аллюзия на судьбу О. М. - узника, ассоциативно соотнесенного с изгнанником Данте Алигьери, содержится в стих. «Декабрь во Флоренции» (1976): образ щегла в клетке, восходящий к идентификации «Я» со щеглом в стих. О. М. «Мой щегол, я голову закину.», «Когда щегол в воздушной сдобе.».
1994. С. 9-17 (переизд.: в кн.: Бродский И. А. Соч. СПб., 2001. Т. 7. С. 170-178); Большая книга интервью / сост. В. П. Полухина. М., 2000; Ответ на анкету Мандельштамовского общества // СМР. Вып. 3/2. М., 2000. С. 64; Beyond Consolation / tr. by B. Rubin // The New York Review of Books. 1974. Vol. 1. No 1. February 7. P. 13-16; Nadezhda Mandelstam (1899-1980) // Brodsky J. Less than One: Selected Essays. N. Y., 1986. P. 145-156 (авториз. пер. Л. Лосева в кн.: Бродский И. А. Соч. СПб., 1999. Т. 5. С. 107-114; The Child of Civilization // Brodsky J. Less than One: Selected Essays. N. Y., 1986. P. 123-144 (авториз. пер. Дм. Чекалова в кн.: Бродский И. А. Соч. СПб., 1999. Т. 5. С. 123-144).
Лит.: слав. и вост.-европ. иссл. Лондонского ун-та 1-5 июля 1991 г.); Медведева Н. Г. И. Бродский и О. Мандельштам: Об одном поэтическом мотиве // Вестник Уральского ун-та. Ижевск, 1992. Спец. выпуск. С. 68-73; Абаева-Майерс Д. «Мы гуляли с ним по небесам.» (Беседа с Исайей Берлином) // Иосиф Бродский: Труды и дни. М., 1998; Волков С. Диалоги с Иосифом Бродским. М., 1998 (по ук.); Галушко А. «Пилигрим» Мандельштама и «Пилигримы» Бродского: Теория и практика «следующего шага» // Иосиф Бродский и мир. Метафизика. Античность. Современность. СПб., 2000. С. 185-189; Ковалева И. «Греки» у Бродского: От Симонида до Кавафиса // Там же. С. 138, 139, 144, 147-150; Михненкова Т. Три Евгения русской литературы // Там же. С. 211-220; Лек- манов О. А. «Рождественская звезда»: Текст и подтекст // НЛО. 2000. № 45. С. 162-165; Ранчин А. М. «На пиру Мне- мозины»: Интертексты И. Бродского. М., 2001 (по ук.); В е н- ц л о в а Т. Бродский о Мандельштаме // RL. Amsterdam, 2000. Vol. XLVII-III/IV. Р. 357-367 [переизд. в кн.: 1) Поэтика Иосифа Бродского: Сб. науч. трудов Тверь, 2003. С. 386-398; 2) Венцлова Т. Статьи о Бродском. М., 2005. С. 82-96]; Лосев Л. «На столетие Анны Ахматовой» (1989) // Как работает стихотворение Бродского: Из исследований славистов на Западе. М., 2002. С. 220, примеч. 28; Сергеева-Клятис А. Ю., Лек- манов О. А. «Рождественские стихи» Иосифа Бродского. Тверь, 2002; Безносов Э. «...Одна великолепная цитата» // Мир Иосифа Бродского: Путеводитель / сост. Я. А. Гордин. СПб., 2003. С. 38-40, 46-47; Куллэ В. А. Путеводитель по переименованной поэзии // Там же. С. 55-87; Петрушан- ская Е. Музыкальный мир Иосифа Бродского. СПБ., 2004. С. 91, 157, 154, 169-170; Knox J. E. Iosif Brodskij’s Affinity with Osip Mandel’stam: Cultural Links with the Past. Ph. D. Diss. University of Texas at Austin, 1978; Poluknina V. Joseph Brodsky: A Poet for Our Time. Camb.; N. Y.; Port Chester; Melbourne; Sydney, 1989 (по ук.); Burnett L. The Complicity of the Real: Affinities in the Poetics of Brodsky and Mandelstam // Brodsky’s Poetics and Aesthetics / еd. L. Loseff and V. Polukhina. L. , 1990; Bethea D. Joseph Brodsky and the Creation of Exile. Princeton; New Jersey, 1994 (по ук.); M oranjak-Bam- bura c N. Иосиф Бродский и акмеизм // RL. Amsterdam, 1996. Vol. XL. No 1. P. 57-76.
А. М. Ранчин.