О.Э. Мандельштам. Переводы на иностранные языки и рецепция за рубежом. Болгарский язык
Восприятие творчества О. М. в Болгарии - тема почти не изученная. Нам известны лишь две энциклопедических статьи болг. исследователей Ренеты Божанковой (2001) и Петко Троева (2004) о русском модернизме, где есть скудная информация на этот счет, а также монографии Г. В. Овчинниковой (2015, 2016), в которой анализируются несколько переводов О. М. на болг. язык. О. М. не бывал в Болгарии, не общался с болг. писателями, не переводил их.
Более того - у него не было специального представления о Болгарии как о самобытной стране. В его критической прозе и эпистолярии есть лишь единичные упоминания болгар. Так, в статье «Vulgata» (1922) О. М. писал: «Первые интеллигенты были византийские монахи, они навязали языку чужой дух и чужое обличье. Чернецы, т. е. интеллигенты, и миряне всегда говорили в России на разных языках. Славянщина Кирилла и Мефодия для своего времени была тем же, чем волапюк газеты для нашего времени» (2, 299-300). Но при этом он едва ли идентифицировал Кирилла и Мефодия этнически. В мандельштамовском «пантеоне» они если и занимали особенную нишу, то сугубо панславянскую и пращурную.
Актуальный «болгарин» для него - это прежде всего житель одной из беднейших во всей Европе стран. Именно так надо понимать его (болгарина) неожиданное появление в язвительной кинорецензии О. М. (1929) на советский приключенческий фильм «Кукла с миллионами» - дурную кальку с дурного оригинала - американского боевика: «Скучно жить в одной стране, господа, а какая это страна, вы сами догадываетесь. Какие-нибудь последние болгары или чехо-румыны шьют костюмы на заказ у портных, а мы, как вешалки, пялим на себя готовую, стандартную одежонку - без примерки, в принудительном порядке: в плечах топорщится, в проймах жмет» (2, 502).
У поэта был и опыт общения с реальными представителями болг. этноса, в частности, в Коктебеле, где он несколько раз гостил у М. А. Волошина во второй половине 1910-х гг. Но опыт, судя по всему, получился не слишком удачным, - иначе трудно было бы объяснить столь раздраженное их упоминание О. М. в ругательном, на разрыв, письме Волошину от 7.8.1920: «Милостивый государь! Я с удовольствием убедился в том, что вы под толстым слоем духовного жира, простодушно принимаемого многими за утонченную эстетическую культуру, - скрываете непроходимый кретинизм и хамство коктебельского болгарина.» (4, 26).
Из мемуаров Н. М. мир узнал о последнем (и без преувеличения, роковом) «болгарском следе» в судьбе поэта: после ареста О. М. в 1934 его дело в ОГПУ вел следователь Н. Х. Шиваров, политический эмигрант из Болгарии.
Годы творческой активности О. М. совпали с весьма непростым периодом в отношениях Болгарии и Советского Союза (а до этого - РСФСР и Российской империи). С 1915 по 1934 между ними не существовало дипломатических отношений. В Болгарии до 1944 сохранялся монархический строй, и страна, пережившая Октябрьскую революцию, - причем страна, обладавшая для многих болгар огромным духовным авторитетом, - не могла не вызывать настороженность у официальной Софии. Обстановка для популяризации советской литературы (особенно после поражения Сентябрьского восстания 1923, руководимого болгарскими коммунистами, и начала террора против левых) была крайне неблагоприятная. Вплоть до потепления политических отношений в 1934 самыми издаваемыми русскими писателями в Болгарии были прозаики-классики XIX века. Из современных авторов исключение делалось для Ильфа и Петрова и М. М. Зощенко - их ценили прежде всего за критику советского общества. Советская поэзия была представлена лишь отдельными публикациями в прессе. Произведения, воспевающие Октябрьскую революцию (романы Н. А. Островского, Д. А. Фурманова), очень популярные у левой интеллигенции, переводились добровольцами подпольно и распространялись в списках (Метева, 2001. С. 15).
Русских модернистов в Болгарии активнее всего издавали в 1900-1910-е. Причем наблюдался известный перекос: часто публиковали поэтов и прозаиков второго ряда (Ф. К. Сологуба, Н. М. Минского, С. М. Городецкого), а ко многим ключевым фигурам переводчики проявляли равнодушие. Среди недооцененных оказался и О. М. (Божанкова, 2001. С. 260).
Сведений о прижизненном восприятии О. М. в Болгарии крайне мало. Согласно П. Троеву, его первой публикацией в Болгарии стал перевод под заглавием «Напразно аз слухът напрягам...» («Слух чуткий парус напрягает...») в журнале «Обзор» (1928, № 3) (Троев, 2004. С. 201). Из другого источника мы узнаем имя переводчика: им был молодой поэт Атанас Душков (1909-2000) (Колевски, 1981. С. 101). К сожалению, не удалось ни ознакомиться с этой публикацией, ни найти другие переводы О. М. 1920-х - 1930-х гг. Сведений о его критической рецепции немногим больше. В журнале «Листопад» за 1923 обнаружилась статья об акмеизме, где О. М. отведено несколько строк (его первый сборник носит заглавие «Камень», потому что для поэта-акмеиста «каждое слово - это камень», в нем видны вес и форма предмета, его эпитеты и сравнения не «бесплотны» и «солнечны», как у символистов, а пластичны и осязаемы). Характеристика поэзии О. М. есть и в работе М. Ни- колова (1928), посвященной Н. С. Гумилеву (Божанкова, 2001. С. 256).
В 1938 вышла знаковая книга - «Антология современной русской поэзии»: до нее стихи советских авторов не выпускались отдельными сборниками. Произведения подобрал и перевел известный поэт-коммунист Христо Ра- девски (1903-1996). В предисловии в разделе об акмеизме он упомянул и О. М. Однако сами стихи О. М. в антологию не включены. В послесловии составитель отнес О. М. к авторам, «чьи произведения по самой своей сути далеки от идей советской поэзии» (Радевски, 1938. С. 264). Спустя много лет, в 1970-е, лит. критик Йордан Василев спросил у переводчика, почему тот не включил в свою книгу стихи О. М.: «Он вам не нравился или у вас были другие соображения?». Радевски ответил: «Поэт он, конечно, очень хороший. И судьба его вызывает интерес и сочувствие. Но не такой, как Светлов, Багрицкий, Твардовский или Исаковский. Хотя они более традиционны. Я не включил его в антологию, потому что у меня не было ни одного его стихотворения. <...>. Тогда было очень тяжело искать информацию. Книги к нам попадали очень редко» (Василев, 1993. С.168-169).
После 9.9.1944 - социалистического переворота в Болгарии - О. М. по-прежнему не переводили и не издавали. Однако в это время изучение русского языка в Болгарии стало массовым, и аудитория, способная воспринимать русскую поэзию в оригинале, значительно расширилась. Поэт и переводчик Кирилл Кадийски (р. 1947) рассказывал, что в годы его молодости О. М. был «запретным плодом» и что он познакомился с его поэзией в конце 1960-х гг. во время учебы в Софийском университете благодаря одной из преподавательниц, которая привезла из Венгрии стихи О. М., напечатанные на машинке (Жеков, 2003. С. 82). Слова Кадийски о «запретном плоде» не стоит понимать буквально: препятствий для упоминания имени О. М. в филологической литературе и прессе, судя по всему, не было. В «Словаре литературных терминов» (1969) в статье «Акмеизм» он перечислен вместе с другими представителями этого направления. В сб. интервью болг. журналиста Атанаса Свиленова (1969) встречаются крупицы информации если не о биографии О. М., то по крайней мере о его посмертной рецепции на родине и за рубежом. Так, 7.3.1967 Свиленов взял интервью у В. П. Аксенова. В ответ на вопрос о любимых писателях старшего поколения Аксенов назвал Катаева, Булгакова и О. М., чья проза «Египетская марка», по-настоящему предвосхитила «нынешний шумный «антироман», причем у Мандельштама нет лишних усложнений, самоцельных экспериментов с формой» (Свиленов. 1969. С. 233). К. И. Чуковский в интервью Свиленову от 4.9.1968 неодобрительно отозвался о двухтомнике О. М., выпущенном незадолго до этого в США: «составитель поэта не знает его биографию, его личность, не позаботился о том, чтобы изучить их целиком <...>. Стихи, которые рождались <...> у меня на глазах, у которых я знаю конкретный повод написания, знаю, кто в них с юмором изображен, в комментариях к американскому изданию так серьезно анализируются, в них ищется такой мученический смысл, что тоска берет. В комментариях таких примеров много. И все потому, что единственно правильным считается образ Мандельштама последних лет его жизни, когда он был болен, духовно сломлен, превратился в развалину. Но знаете ли вы, какое это было чудо - Мандельштам в молодости? Какой это был красавец, здоровяк, весельчак и романтик? Он как будто и сейчас стоит перед моими глазами - высокий, с прямой спиной, с черными глазами, в которых горит желание флиртовать, смеяться. В Куоккале, на Балтийском море, поздней осенью, когда мы все ходили одетые как капуста, он вбегал в ледяную воду, часами плавал, а когда наконец выходил, не хотел вытираться полотенцем, а обсыхал на ветру. Он был крепок как сталь... Да, но о таком Мандельштаме в Нью- Йорке, похоже, и понятия не имеют. Я написал протестующее письмо, в котором рассказываю историю некоторых стихотворений, сообщаю некоторые важные факты. Наверное, я их там сильно задел» (Свиленов, 1969. С. 199-200).
Лишь в начале 1980-х гг. болг. переводчики открыли для себя О. М. Это произошло отчасти благодаря тому, что в 1973 в СССР в престижной серии «Библиотека поэта. Большая серия» вышли его «Стихотворения». Но главной предпосылкой стал, начиная с 1981, выход в Софии журнала «Факел», популяризировавшего сов. литературу и объединившего вокруг себя лучших переводчиков с русского языка. Так, в № 5 «Факела» за 1981 вышла подборка ст-ний советских поэтов в переводе Петра Алипиева (1930-1999), и среди них первые посмертные переводы О. М. с болг. яз. - ст-ния «В морозном воздухе растаял легкий дым.» и «Я наравне с другими.». В № 6 «Факела» за 1987 был объявлен конкурс на перевод ст-ния «За гремучую доблесть прошедших веков.». Ровно через год, в шестом номере за 1988, подвели итоги. Как и ожидали организаторы, стихотворение оказалось серьезным испытанием для участников.
Болг. традиция требует того, чтобы поэтические переводы с русского языка были эквиритмичными и эквилинеарными, чтобы в них сохранялась исходная схема рифмовки. Задачу облегчает то, что в болг. языке, как и в русском, ударение силовое и разноместное, а господствующая система стихосложения в литературной поэзии - тоже силлабо-тоническая. В то же время между болг. и рус. поэзией сохраняются некоторые тонкие различия, например, в просодии отдельных стихотворных размеров. Фраза, переведенная с русского языка, обычно оказывается на несколько слогов длиннее, чем в оригинале: болгарские слова в среднем на 0,2 слога длиннее русских, а болг. яз. относится к аналитическим (синтаксические отношения выражаются предлогами и постпозитивным артиклем у существительных, прилагательных и местоимений, многие времена не образуются без вспомогательных глаголов).
На конкурс «Факела» прислали более 80 переводов, из них менее, чем в 20, соблюдались нужные формальные показатели: стихотворный размер, число слогов, рифменная схема. Многие участники не справились с «трудными для болгарского языка мужскими рифмами», со сложными образами в третьей и четвертой строках каждой строфы. Особенно тяжелыми оказались слова «Запихай меня лучше, как шапку, в рукав/ Жаркой шубы сибирских степей» и финал (За превода на стихотворението... 1988. С. 129).
Первая книга О. М. на болг. яз. вышла в 1983. В нее вошли 94 ст-ния, подобранных и переведенных поэтом Николаем Бояджиевым (1924-2009). Он же написал предисловие - очерк о жизни и творчестве поэта - и комментарии. Бояджиев использовал советские литературоведческие публикации (примечания Н. И. Харджиева к советскому изданию «Стихотворений» (1973), статья Л. Я. Гинзбург «Поэтика Осипа Мандельштама» из книги «О старом и новом» (1982), а также впечатления от общения с близкими знакомыми поэта: в предисловии он упоминает, что был в Москве в гостях у жены Е. Э. Мандельштама. В примечаниях Бояджиев не только прокомментировал многие исторические факты и культурные аллюзии, но и раскрыл характер некоторых своих переводческих решений.
Вторая болг. книга О. М. - сборник «Четвертая проза» - появилась лишь спустя 15 лет, в 1998. Кроме одноименного эссе, в нее вошли «Египетская марка», «Шум времени», «Феодосия», «Меньшевики в Грузии» и «Путешествие в Армению» (переводчица Пенка Кынева). Издание снабжено краткими комментариями. Следующие два издания вышли спустя еще 14 лет - в 2012. Оба представляют собой двуязычные поэтические антологии. В сборник «Стихотворения» входит 51 текст в пер. К. Кадийского; в качестве послесловия использована статья С. Липкина «Угль, пылающий огнем.». В книгу под названием «Небохранилище» входит 207 текстов, примечания и биография О. М. Критика отметила «амбициозность» этой книги, ее высокий полиграфический уровень, но не умолчала и о том, что переводчик, Владимир Морзоханов, позволил себе больше свободы «в работе с просодией и вообще в обращении с болгарским языком», нежели допускает национальная традиция: слишком часто использовал заимствованные из турецкого языка слова, которые в Болгарии считаются приметой сниженного стиля речи, злоупотреблял инверсией (Игов, 2012).
В Болгарии также вышли две книги вдовы поэта - Н. М.: «Воспоминания» (1999) в пер. Бориса Мисиркова и «Об Ахматовой» (2011). Вторая книга - перевод русского издания 2008, выпущенного МО, в ней воспроизведены и переписка вдовы поэта с Ахматовой, Е. К. Лившиц, Н. И. Харджиевым и Н. Е. Штемпель, и (в сокращенном виде) предисловие П. М. Нерлера. Переводчица (Белла Цонева-Динкова) добавила в книгу послесловие под заглавием «Мифы и реальность», в котором высказала предположение, что ее соотечественники обнаружат в книге параллели с обстоятельствами жизни и творчества классиков болг. поэзии.
В 2006 появилась первая и пока единственная болг. литературоведческая книга об О. М.: «После конца классики: ”Двойник” и ’’Египетская марка”». Ее автор - Цветан Ра- кьовски - сопоставляет раннюю повесть Достоевского, которая представляет собой шаг от натурализма и реализма к модернизму, и одно из поздних прозаических произведений О. М., находящееся на границе авангарда и постмодернизма. Ракьовски не только выявляет межтекстовые связи, но и показывает, как общий для обоих произведений топос Города у О. М. превращается в «набор случайно собранных вместе объектов». Исследователь включил в кн. текст «Египетской марки» в своем переводе. Ракьовски прокомментировал повесть гораздо подробнее и тщательнее, чем предыдущий переводчик П. Кынева, расшифровав не только имена собственные, но и многие метафоры («апраксинские пиджаки», «государственный лед»), объяснив, где в оригинале есть игра слов, которую не удалось передать в переводе («Крещатик», «щастие» и «щавель», «марать» и «Марат»). У книги Ракьовски есть и русская переводная версия, выпущенная тем же издательством, но меньшим тиражом и объемом, куда текст «Египетской марки» не включен.
Лишь недавно творческая манера болг. переводчиков О. М. стала предметом интереса росс. лингвистов. Г. В. Овчинникова произвела сравнение некоторых англ., франц. и болг. переводов поэта, причем все анализируемые тексты приводятся полностью (Овчинникова Г. В. Особенности поэтического переводного текста (на примере французских, английских и болгарских переводов поэзии Осипа Мандельштама): Монография. Тула: Тульский полиграфист, 2015. 113 с.; Овчинникова Г. В. Социокультурный анализ реалий в переводных текстах поэзии Осипа Мандельштама. Тула: [Б.и.], 2016. 114 с.). Болг. эмпирический материал представлен у Овчинниковой переводами четырех ст-ний («Кому зима - арак и пунш голубоглазый.», «Петербургские строфы», «Только детские книги читать.», «Сумерки свободы»; в качестве переводчика указан поэт Добромир Тонев).
Исследователя интересовал узкий аспект темы - передача реалий, характерных для русского быта вообще (избушка, сайка), типичных для эпохи 1917-1937 («народный вождь»), эмоционально окрашенных («дармоед»), связанных с именами собственными («Тяжка обуза северного сноба - / Онегина старинная тоска»), а также авторского употребления слов («сухомятная русская сказка»). По наблюдениям Г. В. Овчинниковой, в болг. переводах чаще, чем в англ. или франц., используется калькирование слов - это объясняется лексической близостью двух родственных языков, а также родо-видовая замена (в качестве эквивалента к «избе» подбирается «къща», то есть просто «дом», что передает семантику, но может грозить нивелировкой национального колорита). У исследования Г. В. Овчинниковой есть досадный недостаток - в качестве источника болг. текстов указана несуществующая книга О. М. «Избрани творби» («Избранные произведения»), якобы вышедшая в 1982 в софийском изд-ве «Наука и изкуство» (установить, откуда на самом деле взяты эти переводы, не удалось).
Итак, в истории восприятия О. М. в Болгарии можно выделить три этапа. Первый, прижизненный, пришелся на неблагоприятный период в русско-болг. политических и культурных взаимоотношениях, поэтому и рецепция оказалась совсем слабой. Гораздо удачнее оказался второй этап, наступивший в 1980-е. Цензурный режим стал намного либеральнее, чем прежде, но при этом культура в Болгарии еще пользовалась мощной государственной поддержкой, организационной и финансовой, пропаганда советского искусства всячески поощрялась, переводные книги и литературные журналы издавались большими тиражами, профессиональное сообщество могло предъявлять высокие требования к переводчикам, заставляя их постоянно совершенствоваться. Третий этап начался в конце 1990-х, когда Болгария в полной мере испытала на себе последствия демократических реформ. Появилась возможность выпускать качественно оформленные книги, использовать новейшие биографические и научные материалы, но при этом уровень подготовки текстов снизился: даже в роскошно изданных книгах редакторы смотрят сквозь пальцы на переводческие вольности, а составители небрежно относятся к справочному аппарату, который так необходим иноязычному читателю.
Дорогие двуязычные антологии позволят интеллектуальным гурманам-русофилам самостоятельно оценить работу переводчика, отметить ее достоинства и недостатки, но вряд ли сделают творчество О. М. популярным у тех читателей, что изначально не испытывали к нему интереса. Возможно, ситуацию скорректирует интернет: на болг. сайтах появляются переводы О. М. (как публиковавшиеся, так и не публиковавшиеся до этого в печати), благодаря чему у нового поколения читателей, уже не владеющего свободно русским языком, появляется шанс открыть для себя этого поэта.
Переводы произведений О.Э. Мандельштама
1928
«Напразно аз слухът напрягам...» [«Слух чуткий парус напрягает...»] / Превод: Ат. Душков // Обзор. 1928. № 3.
1981
1983
Silentium; Зверилник [«Зверинец»]; Tristia; «Затуй, че ръцете ти аз не успях да възпра.» [«За то, что я руки твои не сумел удержать.»]; Векът [«Век»]; «За гърмящата до- блест и бъдещ прогрес.» [«За гремучую доблесть прошедших веков.»] / Превод Н. Бояджиев // Факел. 1983. № 3-4. С. 136-141.
Лирика / Подбор и превод Н. Бояджиев; под ред. на Б. Димитрова. София: Народна култура, 1983 164 с.
1984
Станси («Не ща след оранжерийни момчета.») [«Стансы» («Я не хочу средь юношей тепличных.»)] Превод И. Теофилов // Факел. 1984. № 1. С. 181.
1987
Сърцето на Москва [«Прибой у гроба»] / Превод Е. Иванова // Факел. 1987. № 5. С. 14.
З. Василева; «За гърмящата доблест на бъдния ден.» / Превод С. Ми- ланова; «За гърмящата доблест на бъдните дни.» / Превод Н. Мерджанова; «За високата доблест на бъдния мир.» / Превод Р. Стойков; Манделщам О. «Какво да правя, тяло - с теб дарен.» [«Дано мне тело.»]; Silentium; «Само в дет- ските книги вглъбен.» [«Только детские книги читать.»]; «Твоя образ, смутен и нетраен.» [«Образ твой, мучительный и зыбкий.»] / Превод С. Жеков; «Безсъние. И Омир. Опънати платна.» [«Бессоница. Гомер. Тугие паруса.»]; «И Шуберт сред вълни, и Моцарт в птича гама.» [«И Шуберт на воде, и Моцарт в птичьем гаме.»]; «Неизразима- та печал.» [«Невыразимая печаль.»]; Раковина; Жезъл [«Жезъл»] / Превод Г. Мицков; Статии / Превод С. Бранц; Четвърта проза / Превод П. Кънева // Факел. 1988. № 6. С. 126-129, 131-157.
1998
Четвърта проза / Превод от руски П. Кънева. София: Издателство «Захарий Стоянов», 1998. 184 с.
2012
Небехранилище: Избрани стихове. Двуезично издание / Подбор и превод от руски В. Морзоханов. София: Ерго, 2012. 615 с.
Стихотворения / В превод на К. Кадийски. София: Захарий Стоянов, 2012. 152 с.
циферблат.»; «На тихото шоссе пазач.» [«В спокойных пригородах снег.»]; «Аз няма да се насладя на ”Федра”.» [«Я не увижу знаменитой “Федры”.»]; «Като Рембранд, от светлосенките гнетен.» [«Как светотени мученик Рембрандт..»]; «Среброто женствено както гори.» [«Как женственное серебро горит.»] / В превод на Л. Люцканов. В сети: http://liternet.bg/publish1/omandelshtam/ (дата обращения - 23.1.2017)
Из «Антологията на античната глупост» / Превод: Георги Ангелов; Не съм се вслушвал в песните на Осиана [«Я не слыхал рассказов Оссиана.»] / Превод: Д. Горсов; «Тревите пъстри щом повяхват.» [«Когда мозаик никнут травы.»]; «Светлината ненавиждам.» [«Я ненавижу свет.»] / Превод: Татяна Любенова; «Твоя лик, мъчителен и крехък...» [«Образ твой, мучительный и зыбкий.»]; «Със злато от варак горят... » [«Сусальным золотом горят.»]; «Ти, сън мой тих, мой сън всекиминутен...» [«Мой тихий сон, мой сон ежеминутный...»] / Превод: Д. Станева // В сети: http://literaturensviat.com/?p=43687 (дата обращения - 23.1.2017).
«Кой знае, може би свещта ми ще угасне.» [«Кто знает, может быть, не хватит мне.»]; «Порадвай се, вземи от мойте длани.» [«Возьми на радость из моих ладоней.»] / Превод Б. Златев // В сети: http://www.palitrabg.net/2m. htm (дата обращения - 23.1.2017).
1923
Караиванов Ст. Акмеизм // Листопад (София). 1923. Кн. V. С. 118-122.
1928
Николов М. Литературни характеристики и паралели. София: Хемусъ, 1928. 124 с.
1938
Радевски Х. Антология на съвременната руска поезия. София: Хемусъ, 1938. 272 с.
1969
Свиленов А. Отблизо: Интервюта-портрети. София: Български писател, 1969. 236 с.
1981
1988
Ахматова А. Осип Манделщам: Страници от дневника / Превод Е. Кирякова // Факел. 1988. № 6. С. 121-125.
Жеков С. За превода на стихотворението «За гремучую доблесть грядущих веков...» // Факел. 1988. № 6. С. 129130.
Манделщам Н. Спомени / Превод С. Бранц // Факел. 1988. № 6. С. 158-175.
1993
Василев Й. Христо Радевски: Литературна анкета. София: Цвят, 1993. С. 168-169.
1999
2001
Божанкова Р. Руски модернизъм // Преводна рецепция на европейските литератури в България. Т. 2. Руска литература / Съст. И. Владова, Е. Метева, Л. Любенов. София: Академично издателство «Проф. Марин Дринов», 2001. С. 256-262.
Метева Е. Руската литература и българското й преводно битие // Преводна рецепция на европейските литера- тури в България. С. 5-23.
2003
Жеков С. Кирил Кадийски: Литературна анкета. София: Перо, 2003. 536 с. В сети: http://www.pero-publishing. com/images/stories/Kiril_Kadiiski_Lit_anketa.pdf
2004
Троев П. Руският модернизъм: Енциклопедичен речник. София: Труд, 2004. С. 197-201.
2006
2011
2012
Игов А. Събитие в българското книгоиздание [Рец. на: Манделщам О. Небехранилище. София, 2012] // Култура (София). 2012. 13 септ. № 30 (2692). С. 2.
М. А. Раевская, П. М. Нерлер