Шилейко Владимир Казимирович
ШИЛЕЙКО Владимир (Вольдемар-Георг-Анна-Мария) Казимирович [2.2.1891, С.-Петербург (по данным Т. И. Ши- лейко, Петергоф) - 5.10.1930, Москва], поэт, переводчик, ученый-ассиролог, специалист по вост. языкам и культуре. Проф. Петрогр. (Ленингр.) ун-та в 1922-29. В 1918-21 (формально до 1926 - см.: Шилейко В. Последняя любовь. С. 71) муж А. А. Ахматовой.
В поэтич. творчестве Ш. 1913-19 нашел выражение «тот плодотворный этап» поэзии постсимволизма, когда «готовился некий синтез распадающегося символизма с раннеакмеистическими конструкциями» (Т опоров. С. 285). Именно в это время Ш. вошел в «тесный дружеский кружок с Н. С. Гумилевым, М. Л. Лозинским, А. А. Ахматовой, О. Э. Мандельштамом» (Мец А. Г., Кравцова И. Предисловие // Шилейко В. К. Заметки на полях. С. 3). Ш. состоял с О. М. не только в отношениях дружбы, но и, выделяя его среди своего акмеистич. «цехового» окружения, проявлял, по-видимому, глубокое понимание феномена уникальности личности О. М. [ср.: Мандельштам Н. (2). С. 57] и его худож. дара. Знакомство Ш. с О. М., по всей вероятности, относится к осени 1912, т. е. к появлению О. М. в Санкт-Петербургском Императорском университете, где Ш. учился с 1909 на ф-те вост. языков (арабо- евр.-ассирийского отделения, где был единств. учеником). См. в письме К. В. Мочульского к В. М. Жирмунскому от 22.10.1912 о составе задуманного Н. С. Гумилевым «кружка изучения поэтов»: «...достославные люди: Мандельштам, Гиппиус, Пяст, Лозинский, Шилейко» (Мочуль- ский К. В. Письма к В. М. Жирмунскому // НЛО. 1995. № 35. С. 146).
По-видимому, Ш., как и О. М., достаточно активно посещал заседания 1-го «Цеха поэтов» в 1912-14. Встречались они также в редакциях журналов «Гиперборей» и «Аполлон» и (с 1912) в кабаре «Бродячая собака» (см.: Пяст. С. 142, 339). Печатью загадки-мистификации, герметичной для постороннего, но понятной и оцененной участниками диалога внутри «расплавленной остроумием атмосферы горячечного, тесного, шумного, как улей <...> гробик-подвала [“Бродячей собаки”]» (Гротеск // 2. С. 243), отмечены стихи Ш., связанные с влиянием личности и творч. поведения О. М.
Стих. «Смущенно думаю о нем...» было опубл. в 1917 в альм. «Тринадцать поэтов», но, созданное еще в 1914, подвергалось неоднократному редактированию в духе бытовавшей в кружковой среде практики: первонач. озаглавленное «Эврипид», при адресации О. М. оно получило назв. «Другу», затем назв. снято, но появился эпиграф: «Так вот кому летать и петь...» - строка из не опубл. в то время стих. О. М. «Автопортрет» (1914). Трехлетняя творч. история стихотворения Ш. свидетельствует о скрытом от непосвященных интенсивном общении и глубоко неравнодушном и сочувств. отношении Ш. к О. М.
Той же эстетич. установкой [ср.: «обнаженные до конца последние человеческие привязанности» как черта поэтики постсимволистов (Топоров. С. 291)] отмечено стих. «Delirium» [«Бред» (лат.)] (26.9.1914) со строкой в эпиграфе, приписанной О. М., но являющейся, по-видимому, собств. стихом Ш. или имеющей источником чью-то из участников кружка устную импровизацию, приписанную О. М.: «Есть кто-то черный; он догонит». Мн. из сценариев подобных стихотв. игр «отрабатывались» в редакции «Аполлона» и «за столами» «Бродячей собаки» (см.: Иванов. Китайские тени. С. 228) и запечатлены в т. н. «жорах» - «В каждой строке должно быть сочетание слогов “жо-ра”» (Там же). Именно Ш. был «изобретателем» этого особого рода стихов, а О. М. - самым активным участником их создания (см.: П я с т. С. 191, 388; Иванов. Китайские тени. С. 228-229). К этому жанру примыкают сатирич. «Триолеты» Ш. (июль 1914), один из к-рых посв. О. М.: «...Теоретической погудке / Найдется вторить Мандельштам». См. также коллективную «Антологию античной глупости» и стих. О. М. из этой антологии «- Смертный, откуда идешь? - Я был в гостях у Шилейки...», источником к-рого, по-видимому, послужило стих. Ш. «Здесь нам миров наобещают...» (М ец А. Г. Комментарий // Полн. собр. стих. С. 663; ср.: Чуковский К. И. Мастер // Мандельштам и его время. С. 202-203). В продолжавшейся на протяжении 5-летия языковой игре этих виртуозных поэтов, отмеченной богатыми тематич. и интонац.-ритмич. перекличками, ассимиляцией целых областей поэтич. миров друг друга (ср. егип.-ассир. мотивы в творчестве О. М. и «каменные» семы в высказываниях Ш., а также нервали- анский образ «черного солнца», общий для О. М., Ахматовой и Ш. - см.: Т опоров, Цивьян. С. 444), могут быть установлены разнообразные текстовые пересечения. Наиб. достоверные из них основываются на указании Ахматовой, что, по-видимому, стихи О. М. «Черный ангел» («Как черный ангел на снегу...», нач. 1914, при жизни не печаталось) и «Египтянин» [два одноим. Стихотворения, 1913 и 1914] - «это результат бесед с В. К. Шилейко» (А х м а т о в а. С. 22; ср.: Мец А. Г. Комментарий // Камень. 1990. С. 326, 327, 329).
Время интенсивного творч. и дружеского общения между О. М. и Ш. едва ли превысило 5 лет (1913-17), однако даже в 1920-х гг., когда их встречи, в осн. на улицах Ленинграда, носили эпизодич. характер, а личные отношения почти прекратились, ощущалась прочность былой привязанности. Ср. в письме О. М. к Н. М. от 17.2.1926: «Я <...> встретил Шилейку на Литейном <...> Он был в наушниках и покупал книги XVI века <...> ...слушал мудрые его речи... Я живучий, говорил я, а он сказал: да, на свою беду <...> Он понимает, что я совершенно другой человек и что со мной нельзя болтать, как прочие светские хлыщи» (4. С. 63). См. также в письме О. М. к Н. М. от 5.3.1926, из к-рого становится понятно, почему активное общение О. М. и Ш. оборвалось: «А<нна> А<ндреевна> с Пуниным уехали в Москву. Я воспользуюсь этим и зайду к Шилейке» (Там же. С. 74). В свою очередь, цитата из стих. О. М. «Паденье - неизменный спутник страха...» (1912) присутствует в письме Ш. к В. К. Андреевой-Шилейко от 2.11.1928 (Шилейко. Последняя любовь. С. 238). См. также фразу Ш. об О. М. из его письма к Андреевой-Шилейко от 16.3.1928: «...Будто мы на асфоделевых лугах сошлись <...>. Он еще больше меня приклонился долу, и говорили-то мы о мертвецах» (Там же. С. 215). Ср. с обращением О. М. к нравств. и эстетич. авторитету Ш. весной 1924 по поводу слухов о раболепстве стих. О. М. «1 января 1924 года» (Н. Я. Мандельштам. Т. 2. С. 451). Ср. также с фразой О. М., зафиксированной П. Н. Лукницким: «Шилейко был для нас <...> бездной» ([Л у к ниц кий]. С. 111).
Владимир Шилейко
Отголоском былой привязанности, общих неакадемич. штудий и понятных друг другу полунамеков стало стих. О. М. «Внутри горы бездействует кумир. » (Воронеж, 10-26.12.1936). См. у Н. М.: «Перед тем, как надиктовать мне этот текст, О. М. сказал: “Я догадался - это Шилейко”... Именно Шилейко “начинает жить, когда приходят гости” <...> Именно в связи с Шилейко появляется “тишайший” рот вместо первоначального: широкий рот» (Н. Я. Мандельштам. Т. 2. С. 776). Однако далее О. М. «сказал, что это шире Шилейко, совсем не Шилейко» (Там же. С. 777; ср.: Мейлах. С. 416-427).
Соч.: Заметки на полях. СПб., 1999; Последняя любовь: Переписка с Анной Ахматовой и Верой Андреевой и другие материалы. М., 2003.
190, 212, 214, 242; [Лукниц- к и й П. Н.] Осип Мандельштам в дневниковых записях и материалах архива П. Н. Лукницкого // Звезда. № 2. 1991. С. 111, 121; Иванов Г. В. Китайские тени // Иванов Г. В. Собр. соч.: В 3 т. Т. 3. С. 35, 229, 676; Он же: [Из воспоминаний] Магический опыт // Там же. С. 363-374, 691; Ахматова. С. 18-39; П я с т В. А. Встречи. М., 1997 (по именному ук.).
Лит.: // RL. 1979. Vol. 7. № 3. С. 284-300, 314-325; М е й л ах М. Б. «Внутри горы бездействует кумир...»: К сталинской теме в поэзии Мандельштама // ЖиТМ. С. 416-426; Топоров В. Н., Цивьян Т. В. Нервалианский слой у Ахматовой и Мандельштама // Ново- Басманная, 19. М., 1990.
Е. Л. Куранда.