Шершеневич Вадим Габриэлевич
ШЕРШЕНЕВИЧ Вадим Габриэлевич (25.1.1893, Казань - 18.5.1942, Барнаул), поэт, прозаик, переводчик, лит. критик. Начав как поэт-символист, Ш. последовательно прошел этапы развития - через футуризм - к имажинизму, одним из создателей к-рого в России он стал в 1918. О. М. ценил творчество Ш. Известна его дарств. надпись, обращенная к Ш. на экз. «Камня» (1913): «Вадиму Шершеневичу от ценителя его поэзии - автора. 10 окт. 1913» (Камень. 1990. С. 351). В февр. номере журнала «Новая жизнь» за 1916 Ш. опубликовал под псевд. «В. Гальский» рец. на «Камень» (1916), в к-рой, в частности, назвал О. М. «самым талантливым учеником Гумилева» (Там же. С. 219): «.Из певучего, льющегося русского языка, он сделал “медь торжественной латыни”» (Там же).
Можно говорить о влиянии Ш. на поэтику О. М. Прежде всего, это относится к кн. Ш. «Carmina» (1913). Так, напр., стих. Ш. «Н. Гумилеву посвящается», помещенное в раздел «Чужие песни» (ср.: «чужую песню» скальда в написанном через год после «Carmina» стих. О. М. «Я не слыхал рассказов Оссиана...») интонационно-ритмически предшествует стих. О. М. «На площадь выбежав, свободен.», в к-ром поэт также развил воплощенную Ш. тему творца, осуществляющего иноземную «прививку» к нац. культуре. В свою очередь, стихотворение Ш. актуализировало важную для О. М. метафору «садовник - поэт, плод - стихотворение», восходящую к стих. О. М. «Дано мне тело - что мне делать с ним.» (1909). Мотив «гниющих парников» в «Концерте на вокзале» (1921) О. М. пересекается с мотивом «теплиц», в к-рых зреет творч. плод поэта из стих. Ш. «Н. Гумилеву посвящается».
Поэтика «Камня» (1916) О. М. также повлияла на Ш. Одно из важнейших свидетельств серьезности этого влияния - заимствование базовой метафоры О. М. «слово - камень», что нашло отражение в сб. Ш. «Итак итог» (1923) (ср. в стих. Ш. «Головокружение душ»: «Любимая, кидай слова, как камни»).
Поэтов и в присутствии Р. Ивнева, И. Грузинова и В. Ковалевского сообщил, что он сегодня в фойе Камерного театра обменялся пощечинами с Шершеневичем при следующих обстоятельствах. Во время беседы О. Мандельштама, Шершеневича и бывших около них дам, Шершеневич все время шокировал О. Мандельштама наглыми остротами по его адресу. Кто- то из присутствующих указал Шершеневичу на то, что он ставит О. Мандельштама в неловкое положение, на что Шершеневич ответил, что ставить других в неловкое положение - его специальность. Такое поведение Шершене- вича вызвало со стороны О. Мандельштама справедливые и резкие замечания вроде: “Все искусство т. Шершеневича ставить других в неловкое положение основано на трудности ударить его по лицу, но, в крайнем случае, трудность эту можно преодолеть”. Минуты две спустя Шершеневич нагнал уходившего О. Мандельштама и в присутствии гардеробных женщин ударил его по лицу. О. Мандельштам ответил ему тем же, после чего Шершеневич повалил его на землю. Поднявшись наверх, в буфет, О. Мандельштам, несмотря на протесты Таирова, заявил присутствовавшей публике о только что случившемся, прибавив, что настоящее оглашение он делает вследствие убежденности в подлости Шершеневича, благодаря которой он может скрыть возвращенную ему пощечину» (оригинал протокола в ОР ИМЛИ утрачен; цит. по копии С. В. Василенко; частично опубл. в: Нерлер П.М. Мандельштам и Шершеневич // Михаил Кузмин и русская культура ХХ века: Тезисы и материалы конференции 15-17 мая 1990 г. Л., 1990. С. 98-99). О. М. после инцидента неоднократно предпринимал попытки с помощью своих секундантов В. А. Ковалевского и Рюрика Рока добиться от Ш. удовлетворения, однако все эти попытки остались безуспешными из-за демонстративных отказов Ш. и его секундантов давать ход продолжению дела. В своих мемуарах (1934-36) Ш. покаянно писал, возможно рассчитывая на прощение со стороны О. М.: «Я всегда очень любил и до сих пор люблю поэта Мандельштама. Я люблю его “вкуснопахнущие” слова и редкое мастерство. Не знаю почему, но из-за какой-то легкой ссоры с Мандельштамом на вечеринке Камерного театра я разгорячился и дал ему пощечину <...> С Мандельштамом мы не кланяемся до сих пор, хотя я прекрасно сознаю вину. [Но смешно через десять лет подойти и извиниться перед человеком за глупость и грубость, которую допустил когда-то]» (Шершеневич В. Г. Великолепный очевидец: Поэтические воспоминания 1910-1925 гг. // Мой век, мои друзья и подруги: Воспоминания Мариенгофа, Шершеневича, Грузино- ва. М., 1990. С. 638-639).
А. А. Кобринский.