Флобер Гюстав
ФЛОБЕР (франц. Flaubert) Гюстав (12.12.1821, Руан - 8.5.1880, имение Круассе близ Руана), франц. писатель- романист. Творчество Ф., с одной стороны, продолжает и развивает традиции психологич. реализма 1-й пол. 19 в. (О. Бальзак, Стендаль), а с другой - предвосхищает нек- рые положения «натуралистической» эстетики. Первый перевод Ф. на рус. яз. появился в 1858 - почти одноврем. с публикацией ром. «Госпожа Бовари» во Франции. Романы Ф. были очень популярны в России в 1910-х гг. Так, по признанию А. А. Ахматовой, перед поездкой в Париж Н. С. купил «Мадам Бовари», чтобы Ахматова читала роман в поезде, но она прочла книгу залпом еще до отъезда (Ахматова А. А. Собр. соч.: В 6 т. М., 1998. Т. 1. С. 944).
Имя Ф. встречается у О. М. впервые в 1913, в последний раз - в 1929. Как правило, это беглые упоминания, служащие для сопоставления или сравнения с объектом описания. Напр., в ст. «О природе слова»: «Где у Толстого, усвоившего в “Анне Карениной” психологическую мощь и конструктивность флоберовского романа...» (1. С. 219); в ст. «Меньшевики в Грузии»: «Мне вспомнился Флобер, мадам Бовари и департаментский праздник земледелия, классическое красноречие префектуры, запечатленное Флобером в этих провинциальных речах с завыванием, театральными повышениями и понижениями голоса.» (2. С. 317); в ст. «Потоки халтуры»: «За бульварный роман и за Флобера платят почти одинаково» (Там же. С. 511).
В рец. на «Парижские арабески» Ж. К. Гюисманса
В предисловии к рус. изданию «Кромдейра-старого» Ж. Ромэна на оппозицию «унанимисты - Флобер / Гонкуры» неявно проецируется одна из самых значимых для О. М. лит. оппозиций 1910-х гг. - «акмеисты - символисты». Характеризуя пару «Флобер / Гонкуры», О. М. акцентировал детали, к-рые акмеисты обычно соотносили с символистами: «Но мощные романисты девятнадцатого века совершали свою увлекательную работу, как хирурги- анатомы, с некоторым высокомерием: артистической брезгливостью, смешанной с любопытством» (Там же).
В «Письме тов. Кочину» (1929) О. М. в «доступной» форме разъяснял крест. писателю недостатки его романа - отсутствие фабулы, психологич. и соц. мотивировки героев, неразработанность образной системы, противопоставляя ему «два знаменитых романа: “Анну Каренину” Л. Н. Толстого и “Госпожу Бовари” французского писателя Флобера» (2. С. 528). Об этих же проблемах О. М. писал ранее - в ст. «Конец романа» (1922), причем также в связи с именем Ф.: «Романисты-психологи вроде Флобера и Гонкуров за счет фабулы уделяли все внимание психологическому обоснованию и блестяще справились с этой задачей, превратив вспомогательный прием в самодовлеющее искусство» (Там же. С. 272). Т. о., Ф., Л. Н. (как своего рода «русский Флобер») и Гонкуры (как франц. аналоги Ф.) отвечали в «упоминательной клавиатуре» О. М. за «искусство психологической мотивировки» (Там же) и «хорошую, интересную фабулу» (Там же. С. 530).
Др. важнейшую характеристику творчества Ф. - стиль - О. М. рассматривал в ст. «Девятнадцатый век» (1922), одно из гл. положений к-рой - «буддийское» влияние в европ. культуре. Вершиной западнич. «буддизма» в иск-ве, по мнению О. М., является аналитич. роман Гонкуров и Ф. Стиль Ф. - объективный, бесстрастный, безоценочный, внелич- ный - О. М. сравнивал с «поверхностью палисандрового дерева»: и то, и другое «может отобразить любой предмет» (Там же. С. 270). Ср. у Ф.: «. Форма сама по себе, отвлеченная от предмета <...> Душа художника должна быть как море - <...> чтобы звезды небесные отражались до самого ее дна» (Ф л о б е р Г. О литературе. С. 208). Внутр. форма «Госпожи Бовари», по О. М., - «японско-флоберовская аналитическая танка», т. е. «совершенная и замкнутая в себе и неподвижная композиция» (2. С. 269, 270). О. М. полагал, что мучительно долгая (более 4,5 лет) работа над созданием романа связана с тем, что Ф. «через каждые пять слов <...> должен был начинать сначала» (Там же. С. 269). Косвенное подтверждение правоты О. М. находим в письмах Ф.: «Хорошая фраза в прозе должна быть, как хороший стих, - ее нельзя изменить, она столь же ритмична, столь же звучна <...> никто никогда не держал в уме более совершенный тип прозы.» (Флобер Г. О литературе. С. 201); «Я люблю фразу четкую и крепкую, такую, чтоб сама по себе стояла и в то же время двигалась.» (Там же. С. 193). Ср. замечание Гонкуров: «О книге он судит только после того, как читает ее вслух: есть в ней ритм или нет?» (Гонкуры Э. и Ж. Дневник: В 2 т. М., 1964. Т. 1. С. 306-307) - и Т. Готье. «Он слышит концы еще не написанных фраз, у него готовы интонации.» (Там же. С. 333). «Область совпадений» в статье О. М. и самопризнаниях Ф. действительно велика: так, называя танку «атомистическим искусством», О. М. продолжает эту мысль: «Она никак не относится к миру, потому что есть сама мир и постоянное внутреннее вихревое движение внутри атома» (2. С. 269). При этом можно говорить с достаточной долей уверенности, что О. М. не читал писем Ф. к Луизе Коле, где также возникал образ атома: «Автор в своем произведении должен быть подобен Богу во вселенной - вездесущ и невидим <...> Пусть во всех атомах <...> чувствуется скрытое беспредельное бесстрастие» (Ф л о б е р Г. О литературе. С. 235).
Имя Ф. появляется не только в прозе, но и в стихах О. М. Стих. «Аббат» [1915(1914?)] существует в двух вариантах (см.: 1. С. 110-12), совершенно самостоятельных и разительно непохожих. «Аббат» в своем печатном 3-строфном варианте («О, спутник вечного романа.») - это, предположительно, «Госпожа Бовари», сжатая до моносюжета про аббата Бурнизьена.
Зафиксировано и одно устное высказывание О. М. по поводу романа Ф. в 1925: «Как меня понял Флобер, ведь мадам Бовари - это я!» (Мандельштам в архиве Э. Ф. Гол- лербаха. С. 109). Прежде всего, нужно учитывать определ. «каламбурный» эффект, т. к. О. М. перефразировал приписываемые Ф. слова «Эмма Бовари - это я» [ср.: «“Бовари” <...> будет <...> итогом моих психологических исследований, и только с этой стороны будет иметь оригинальную ценность» (Флобер Г. О литературе. С. 197)]. Однако О. М., несомненно, вкладывал в это высказывание и самоценное содержание. Комментарий к нему м. б. следующим: по-настоящему Эмма Бовари живет в мире своих иллюзий, там она верна, искренна, щедра, самоотверженна, прекрасна и т. д.; израсходовав все душевные и физич. силы на мечты, в реальном мире Эмма - плохая мать, неверная жена, расточительная хозяйка, лицемерная мещанка. Ср. записи Л. Я. Гинзбург всем, чем мог, - и в остатке оказалось черт знает что: скандалы, общественные суды. Люди жертвовали делу жизнью, здоровьем, свободой, карьерой, имуществом. Мандельштамовское юродство - жертва бытовым обликом человека. Это значит - ни одна частица волевого напряжения не истрачена вне поэтической работы. <...> Все ушло туда; и в быту остался чудак с неурегулированными желаниями, “сумасшедший”» (Гинзбург Л. Записные книжки. Воспоминания. Эссе. СПб., 2002. С. 120).
Наконец, имя Ф. встречается в стих. Ахматовой «Тень» (1940), обращенном к С. Н. Андрониковой-Гальперн (см. С. Н.) и выстроенном как диалог с О. М., к-рый также посвятил Андрониковой стих. «Соломинка» (1916). Не называя имени героини, Ахматова отсылает к нему с помощью эпиграфа из черновой редакции стихотворения О. М. и ряда слов-знаков, одно из к-рых - «Флобер»: «Флобер, бессонница и поздняя сирень.» (Ахматова А. А. Соч.: В 2 т. М., 1990. Т. 1. С. 202), - они напоминают ей Андроникову-Гальперн. Ф. - автор «Иродиады», гл. героиней к-рой является Саломея. «Бессонница» - атрибут Саломеи-Соломинки у О. М.: «Когда, Соломинка, не спишь в огромной спальне / И ждешь, бессонная <...> В часы бессонницы предметы тяжелее». Т. о., имеет место градация намеков на имя - от более явного («Флобер») к менее явному («бессонница»).
С. Ф. Данилова.