Пунин Николай Николаевич
ПУНИН Николай Николаевич [28.10.1888, Гельсингфорс (ныне Хельсинки, Финляндия) - 21.8.1953, п. Абезь, Коми АССР], иск-вед, критик, теоретик рус. авангарда, автор книг «Японская гравюра» (1915), «Андрей Рублев» (1916), «Современное искусство» (1920), «Татлин» (1921), «Новейшие течения в русском искусстве» (1927-28). В 19181921 один из руководителей Отд. изобразит. иск-в (ИЗО) Нар. комиссариата просвещения (Наркомпроса), один из организаторов системы худож. образования и музейного дела в СССР. Ок. 30 лет сотрудничал с Рус. музеем, 40 лет читал курс истории зап.-европ. иск-ва в Ленингр. ун-те и др. уч. заведениях.
Познакомившись в нач. 1910-х гг. с О. М., П. сразу же чрезвычайно высоко оценил его личность и творчество: «В “Цехе <поэтов>” я познакомился с Мандельштамом, одним из лучших поэтов моего поколения. Это тоже было существо более совершенное, чем люди» (цит. по: Г е р- штейн. И позже, по словам Н. Я. Мандельштам, П. повторял: «Я не вытягиваю за Мандельштамом» (Н. Я. Мандельштам. Т. 2. С. 246). Тем не менее, на экз. «Камня» (1913), принадлежавшем П., сохранилась его пометка: «Анин жидок» (частное собр.). Д. М. Сегал отметил значимые переклички между стих. О. М. «Айя-София» (1912) и ст. П. «К проблеме византийского искусства» (1913) (Сегал. С. 161-163). В 1913-16 П. входил в левый лит.-худож. кружок, собиравшийся в т. н. квартире № 5 в С.-Петерб. (Петрогр.) АХ, где бывал и О. М. (Парнис. С. 187). В этот и чуть более поздний период П. считал, что О. М. увлечен экспрессионизмом. Ср.: «. Экспрессионизмом больны многие мои современники», в т. ч. и «Мандельштам, когда он напрасно проходил свой “пастернаковский период”» (П у н и н Н. Н. Квартира № 5: Глава из воспоминаний. С. 177).
На книгу О. М. «Tristia» П. отозвался рец. (1922), где О. М. назван поэтом с «жестокой судьбой», на чей голос «не может ответить фактически ни один литературный резонатор» (Жизнь искусства. 1922. № 41. С. 3; цит. по: Пунин Н. Н. Мир светел любовью. Дневники. Письма. С. 157). Называя в этой рец. О. М. «самым удивительным» поэтом из тех, что, уходя, «оставил нам старый мир» (Там же. С. 158), П. характеризует «Tristia» как книгу принципиально нового типа: «Я уже не знаю за чтением “Tristia”, где кончается старая форма, где начинается новая, но я изменяю всему: новому искусству, динамике, боевым товарищам и пр. перед лицом человека, так глубоко владеющим искусством» (Там же. С. 157).
В 1923-38 П. был мужем А. А. Ахматовой, что способствовало его дружескому сближению с О. М. Об этом свидетельствуют дневниковые записи самого П., а также П. Н. Лукницкого. Так, 12.1.1923 П. записал в своем дневнике: «На вопрос, почему же хочет расстаться», Ахматова «отвечала, что не может, что запуталась, стихами Мандельштама сказала: “Эта (показала на себя) ночь непоправима, а у Вас (показала на меня) еще светло”» (Там же. С. 168; цитируется стих. О. М. «Эта ночь непоправима...», 1916). В дневнике Лукницкого в записи от 19.4.1925 сохранилась своего рода «жанровая сценка»: «А. А. встает с постели, надевает шубу и садится к столу. Я размалываю кофе, Н. Я. заваривает его, и мы пьем кофе, с куличами. А. А. пасху нельзя, она немножко досадует на это. До кофе еще я, Мандельштам и Пунин сидели на диване втроем. Царило молчание полное и безутешное. Вдруг О. Э. с самых задворок тишины громко произнес - про нас - “Как фамильный портрет...” Это было неожиданно смешно. О. Э. сказал А. А.: “Нет на вас Николая Николаевича» (Пунина)”, - когда А. А. делала что-то незаконное: не то слишком долго стояла в церкви, до утомления, не то что-то другое.» (Мандельштам в архиве П. Н. Лукницкого. С. 123).
Позже отношения П. и О. М. были омрачены т. н. «ры- баковской» историей (1927), о к-рой подробно рассказал в своих дневниках Лукницкий. О. М. попросил Ахматову и Пунина «познакомить его с Рыбаковым» (И. И. Рыбаков - юрист и коллекционер, приятель Ахматовой) «для того, чтобы он смог занять у Рыбакова денег» (Там же. С. 128129). Отражение этой ситуации см. также в переписке Н. М. и О. М. (напр., в письме О. М. от 9-10.2.1926): «Родненькая, знай, что я могу достать для тебя денег. Здесь Рыбаковы: Пунин попробует занять мне под <“>Прибой<”>. Я еще не просил» (4. С. 59; см. также: Там же. С. 61-68). Денег О. М. не отдал, чем поставил Ахматову и П. в неловкое положение (см.: Мандельштам в архиве П. Н. Лукницкого. С. 129). Свидетельство Лукницкого: «Все это, конечно, легло очень темным пятном на отношения А. А. и Мандельштама (а об отношениях Пунина и Мандельштама я и не говорю: самая прозрачная внешность осталась)» (Там же). В дальнейшем, однако, отношения были восстановлены.
П. репрессирован. Реабилитирован посмертно.
Соч.: «Tristia» // Жизнь искусства. 1922. № 41; Квартира № 5: Глава из воспоминаний // Панорама искусств. М., 1989. Вып. 12; Мир светел любовью. Дневники. Письма / сост., пре- дисл. и коммент. Л. А. Зыкова. М., 2000.
Источники: Герштейн (по именному ук.); Томашевская З. Б. Рассказ о Н. Н. Пунине // Петербург Ахматовой: Семейные хроники. З. Б. Томашевская рассказывает. СПб., 2000. С. 79-85.
Лит.: Ахматовские чтения. М., 1992. Вып. 2.