Петрарка Франческо
ПЕТРАРКА Франческо (Francesco Petrarca; 20.7.1304- 18/19.1374) - великий итальянский поэт, писавший на лат. языке и, впервые в истории итал. литературы, на стилистически чистом итальянском; первый в европейской истории гуманист; филолог, изучавший античную литературу.
П. был флорентийцем по крови, но не по рождению. Он появился на свет в Ареццо после того, как его отец был изгнан черными гвельфами из родного города (согласно П. - на основании того же закона, что и Данте Алигьери). Молодость провел во французском Авиньоне - новом месте папского престола. Там в 1326 он принял духовный сан и там же 6 апреля 1327, в церкви Св. Клары, встретил ту, которую увековечил под именем Лауры. Согласно так называемой «Книге песен» (“Canzoniere”, 1335-1374), состоящей из сонетов, канцон, баллад, секстин и мадригалов, преимущественно на тему платонической страсти к Лауре, известно, она умерла от чумы в 1348.
В 1337-1353 жил в Воклюзе - имении неподалеку от Авиньона, в уединении. Там он не только выработал свои гуманистические идеалы (гуманистические - в смысле нового, ренессансного, интереса к человеку), но и следовал им, культивируя в себе частного человека. В 1353 переселился в Италию. Флоренции, пригласившей его вернуться и создавшей специально для него университетскую кафедру, он предпочел Милан. Впоследствии жил в Венеции и Падуе. Умер в Аркуа в относительном благоденствии и окруженный беспрецедентной славой.
Сигнатурных эмблем у П. две: Лаура и лавр. Первая - Прекрасная Дама его стихов, второй, иногда идущий в паре с Лаурой (“lauro” того же корня, что и “Laura”), - аллегория славы. Слава была заботой всей жизни П. Завоевав репутацию лучшего поэта своего времени, он первым в истории европейской цивилизации удостоится лаврового венка. Для проведения этой церемонии П. были предложены на выбор разные города. Он предпочел Рим. Увенчание состоялось в 1341 на Капитолийском холме.
П. делал ставку на вергилианскую поэму «Африка», на лат. языке, в гекзаметрах, о Сципионе Африканском (не окончена), однако европейская поэзия (а с сер. XVIII в. - и русская) подхватила сонеты и канцоны его «Книги песен», которые П. называл «безделками», но тем не менее продолжал отделывать до самой смерти. Написанные даже не столько в соревновании с «Новой жизнью», сколько в порядке следования «Божественной комедии» с ее культом Беатриче, ст-ния «Книги песен» отчасти удержали аллегорическую поэтику Данте. В то же время, Прекрасная Дама П., в полном согласии с его гуманистическими идеалами, из аллегории высших ценностей превратилась в смертную женщину, вызывающую у поэта богатейшую гамму психологических переживаний. Другое отличие «Книги песен» П. от сочинений Данте - стилистическое: безупречный итальянский язык, без диалектных слов и латинизмов.
В мандельштамовскую орбиту П. попал не в дореволюционные десятилетия, когда русская литература переживала сильнейшее увлечение «Книгой песен», а только в 1933-1937, благодаря изучению О. М. итальянского языка (1932) и приобретению им тома П. в оригинале. Этим томом было издание “Il Canzoniere di Francesco Petrarca” (Milan, U. Hoepli, 1908) с академическим комментарием Дж. Ригутини и М. Скерилло. О. М. брал его с собой повсюду, включая тюрьму и ссылку. А. Ахматова, Н. Штемпель,
С. Липкин и др. вспоминали, что О. М. любил декламировать сонеты П. по-итальянски и разъяснять тонкости их поэтики. По легенде, идущей от В. Меркулова, в ГУЛАГе перед смертью О. М. читал сонеты П. у костра своим солагерникам.
Франческо Петрарка
В отличие от Данте, личность и произведения которого отразились в творчестве Мандельштама в широком объеме и в нетрадиционной трактовке, П. отразился в сильно редуцированном объеме и хрестоматийной трактовке - преимущественно как певец «жара любви» (Илюшин, 1990. С. 367). Асимметрия между мандельштамовской трактовкой Данте и П. захватывает и их Прекрасных Дам. Если Беатриче в творчестве О. М. почти полностью табуируется, так что Данте оказывается проводником «мужественной» и «гражданской», т. е. акмеистической, позиции, то П. понадобился ему как поэт любовного переживания, мастер жанра эпитафии, в т.ч. любовной, и - в одном случае - как блестящий ритор.
Имя «Лаура» упоминается О. М. единожды - при рецензировании трилогии Г. А. Санникова «Восток» (1935): «Санников охотно прибегает к пародии, к едкой лирической иронии. Так, сравнивает он растерявшегося от личных и общественных неудач Кречетова с тенью Петрарки, вздыхающего по Лауре в долине реки Сарги [должно быть: Сорги, т. е. реки, берущей свое начало в Воклюзе, где жил П. - Л. П.], и говорит о “кречетовской луне”» (3. С. 272). В четырех поэтических переводах из «Книги песен», главном вкладе О. М. в русский петраркизм и признанных шедеврах его лирики, Лаура остается неназванной. При этом исходящий от нее «жар любви» усиливается и эротизируется.
От «жара любви» О. М. отклоняется, и то не сильно, в ст-нии «Друг Ариоста, друг Петрарки, Тасса друг...» (1933, 1935): «Друг Ариоста, друг Петрарки, Тасса друг -/ Язык бессмысленный, язык солено-сладкий» (3. С. 72). Здесь П. с его «сладкой» - ит. “dolce” - лирой, а не Данте, что соответствовало бы истории итальянской литературы, хронологически открывает список классиков итал. языка (Струве, 1962. С. 612; Baines, 1976. С. 77). Отдал Мандельштам дань П. и как блестящему ритору. В эпитафии Андрею Белому «10 января 1934» (1934) - «Где первородство? где счастливая повадка? / Где плавкий ястребок на самом дне очей? / Где вежество? где горькая украдка? / Где ясный стан? Где прямизна речей» (3. С. 83) - серия признаков покойного писателя восходит к аналогичной конструкции петрарков- ского сонета 299 с анафорическим «где» - “о?е”, вводящим отличительные черты Лауры, которые мир и поэт утратили с ее смертью (Bonola, 2003. С. 29-73; Панова. 2016а. С. 116-118). Все прочие характеристики итальянского поэта, включая гуманизм, профессиональный интерес к античности, желание славы, мандельштамовская трактовка П. игнорирует.
Ядро мандельштамовского петраркизма - переводы из «Книги песен». Из раздела «На жизнь Мадонны Лауры» он выбрал сонет 164, а из раздела «На смерть Мадонны Лауры» - еще три: 301, 311 и 319. Переводы выполнялись в Москве в ноябре 1933 - январе 1934. В 1935, находясь в воронежской ссылке и полагая, что перевод сонета 319 утрачен, О. М. перевел его заново, и ныне он существует в двух редакциях, во многом пересекающихся. Эти тексты были опубликованы лишь три десятилетия спустя, сначала в американском Собрании сочинений О. М. под ред. Б. А. Филиппова и Г. П. Струве (1962-1967), а затем - в СССР, Н. И. Харджиевым (1973). Тогда же началось их научное осмысление.
Пионером и признанным классиком исследования этих переводов стала И. М. Семенко. В статье «Мандельштам - переводчик Петрарки» (1970) она проанализировала соотношение между мандельштамовским переводом и оригиналом, показав, где и как перевод сохраняет образную, лексическую, фонетическую, композиционную и синтаксическую верность оригиналу, а где от него отклоняется. Кроме того, она первая привлекла внимание к русским подтекстам мандельштамовских опытов (Семенко, 1997а). Во второй своей работе, о черновиках мандельштамовских переводов (1986), И. М. Семенко проследила движение от ранних редакций к окончательной (Семенко, 1997б). Популяризацией ее идей в западной славистике, без отдачи ей должного, стали работы Д. Муредду (Mureddu, 1980, о чем см. Венцлова, 2012 [1997]. С. 129) и Пьеро Каццола (C a z z o l a, 2005). М. Л. Гаспаров повторно, после И. М. Семенко, обследовал перевод сонета 319, существующий в двух редакциях и по этой причине представляющий текстологическую проблему. Он подсчитал коэффициент лексической точности на всех трех стадиях перевода, и, продемонстрировав его поэтапное понижение, закончил свою статью выводом о том, что О. М. не удовлетворял исторический П. и он создал нового (Гаспаров, 2002. С. 336-337). Тогда же мандельштамовский перевод был проанализирован Анной Бонолой с точки зрения русских источников и жизненных импульсов (Bonola, 2003). В развитие идей И. М. Семенко о месте мандельштамовских переводов в традиции русского петраркизма Д. Муредду и Т. Венцлова сопоставили ман- дельштамовские переводы сонетов П. с переводами его современников (Юрия Верховского, см. эскизное описание в Mureddu, 1980. С. 75, и Вяч. Иванова, см. статью Венцлова, 2012).
Еще один важнейший параметр обследования мандель- штамовских переводов из П. - стиховедческий. Д. Рей- филд, А. А. Илюшин и Т. Венцлова указали на уклонение мандельштамовского 5-стопного ямба с женскими окончаниями в силлабику и связали эту черту со следованием петрарковскому одиннадцатисложнику (Rayfield, 1970. С. 23, для сонета 164; Илюшин, 1990, для всех 4-х сонетов; Венцлова, 2012. С. 134-135, для сонета 311).
не среди переводов, а в самом тексте [т. е. корпусе оригинальных ст-ний. - Л. П.], но вполне это решено не было» (Мандельштам Н. Я. Т. 2. С. 749). Далее, эти переводы никак нельзя назвать образной, мотивной, лексической или композиционной калькой с сонетов П. Так, у О. М. пропадают куртуазные лексика и риторика, а также элегичность, присущие оригиналу (Rayfield, 1970. С. 22 и др.). Вместо них появляется сюрреалистическое овеществление метафор (Семенко, 1997б. С. 78) и повышенный герме- тизм, в результате которого П. перестает быть понятным (Илюшин, 1990. С. 376-377). В то же время искажая эти - в сущности, наиболее броские - черты, О. М. сохраняет верность другим - почти незаметным, но оттого не менее значимым: метрике, фонике и ритмико-синтаксическому рисунку (Семенко, 1997а; и др.). Как отмечалось выше, его 5-стопный ямб приобретает силлабическое звучание итальянского одиннадцатисложника. Согласно подсчетам А. А. Илюшина, на 56 строк 4-х сонетов приходится 8 хориямбических, а «Промчались дни мои...» существует в двух редакциях: ямбической и силлабической (Илюш и н, 1990). Согласно наблюдениям И. М. Семенко, О. М. старается соблюсти тематические контуры строф, а также поддерживает фонику оригинала (Семенко, 1997а, б). Внимание к структурным особенностям оригинала отвечает той программе перевода, которую О. М. сформулировал в «<Потоках халтуры>» (1929): «Перевод - ...это создание самостоятельного речевого строя на основе чужого материала»; он требует «филологического чутья, большой словарной клавиатуры, умения вслушиваться в ритм, схватить рисунок фразы, передать ее - всё это при строжайшем самообуздании. Иначе - отсебятина» (2. С. 511; обсуждается в Mureddu, 1980. С. 64-65).
продолжение в Cazzola, 2005. С. 294). Т. Венцлова, в свою очередь, назвал мандельштамовские переводы экспериментальными и антибуквалистскими. Кроме того, он показал, что О. М. «насыщает сонеты Петрарки собственными, острохарактерными “словами-психеями”» (Венцлова, 2012. С. 133-134). Согласно Л. Г. Пановой, подробно проанализировавшей переводы сонетов 164 и 311, они сопоставимы с джазовой импровизацией, варьирующей классическую мелодию. Это значит, что, следуя П. в передаче отдельных структур, образов и риторических фигур, О. М. в то же время вступает с ним в соавторские отношения. Так, в переводе сонета 164, написанного поверх целого ряда образцов античной поэзии, он демонстрирует свое родство с П. тем, что в качестве подтекста привлекает свою собственную казиантичную элегию «Tristia» (Панова, 2017), а в переводе «соловьиного» сонета 164 задействует лексику различных стилистических регистров, указывая тем самым на Бориса Пастернака
В исследованиях мандельштамовских переводов из П. много внимания привлекалось к возможным причинам их отклонений от оригинала. Одна причина - недоверие к поэтическим переводам. Мемуарное свидетельство С. И. Лип- кина донесло до нас аргументацию О. М. против перево- димости П.: «- Его сонеты скучно переводят пятистопным ямбом или театральным александрийцем, и беззаконная страсть монаха превращается в переводах в адвокатскую напыщенность. Послушайте его почти уличную итальянскую речь. // Он прочел несколько сонетов Петрарки в подлиннике, один или два наизусть, другие - глядя в книгу, прочел так, как обычно читал собственные стихи. То было почти пение. // - Мне кажется, - сказал я, имея в виду размер - что русской кальки не получится. // - И пусть не получается! Вообще стихи переводить не надо. В переводе можно читать только прозу, стихи следует читать только в подлиннике» (Липкин, 2008. С. 33-34; Петрарка в русской литературе, 2006. Т. 2. С. 146). Вразрез с этой устно высказанной программой О. М. не только переводил сонеты Петрарки, но и использовал 5-стопный ямб.
Другая мотивировка отклонений - разрыв с традицией русского петраркизма, в XVIII-XIX вв. представленной А. П. Сумароковым, Г. Р. Державиным, К. Н. Батюшковым и мн. др., а в начале XX-го - Вяч. Ивановым, Ю. Верховским и др. (Семенко, 1997а. С. 106-107; Mureddu, 1980. С. 75; Франческа Петрарка, 2004; Cazzola, 2005. С. 293-294; Петрарка в русской литературе, 2006, см. особенно предисловие И. А. Пильщикова «Петрарка в России (Очерк истории восприятия)», Т. I. С. 15-40). Как показала И. М. Семенко, Мандельштам постарался снять с П. академический лоск, чтобы он не походил на своих эпигонов - петраркистов (Семенко, 1997а. С. 107). В развитие идей И. М. Семенко Т. Венцлова указывает на идиосинкратический фонетический уровень мандельштамовских переводов. Если К. Н. Батюшков завещал русским переводчикам П. обходиться без русских «варварских» звуков, а именно шипящих и стечений согласных, а такой последовательный петраркист, как Вяч. Иванов, этим заветам следовал, то О. М. вопреки сложившемуся канону насыщает свои переводы «щелканьем», скоплениями согласными - правда, сохраняя (особенно в рифмах, начале сонетов и строф) и верность звуковой матрице оригинала (Венцлова, 2012. С. 135-136).
ученый отмечает появление в Серебряном века двух переводческих эстетик: субъективной, Анненского-Пастернака (когда перевод осуществляется с явными отступлениями, мотивированными творческой позицией самого переводчика), и объективной, Брюсова-Гумилева (или, в идеале, научной реконструкции оригинала). Придерживаясь теоретических высказываний Вяч. Иванова и О. М. о переводе, Т. Венцло- ва отнес Вяч. Иванова к первому направлению, а О. М. - ко второму (Венцлова, 2012). Высказывалась и противоположная точка зрения, основанная на представленной О. М. практике переводов из П.: О. М. продолжил субъективные начинания Вяч. Иванова (Панова, 2015. С. 392-396).
Еще одна причина перекройки П. называлась Н. Я. В переводе сонеты сменили адресата: вместо Лауры им стала Ольга Ваксель (1903-1932), любовь Мандельштама 1925 года. В 1932 О. Ваксель С. 128, 134; Bonola, 2003). Когда именно известие о ее самоубийстве достигло четы Мандельштамов, не представляется возможным установить (Панова, 2016б. С. 357-365). Судя по тому, что переводившиеся О. М. с ноября 1933 по январь 1934 сонеты П. претерпели сильную эротизацию, а также усиление темы смерти, О. М. вполне мог узнать о смерти бывшей возлюбленной в конце 1933. Другими адресатками переводов в разное время назывались Мария Петровых (Дутли, 2005. С. 272-273; ранее Д. Рейфилд высказал предположение о том, что образ Лауры был перенесен Мандельштамом на изображение Марии Петровых, Rayfield, 1970. С. 23) и Ольга Гильдебрандт- Арбенина (M u г e d d u, 1980. С. 55-56; об ошибочности такой атрибуции см. Венцлова, 2012. С. 138).
Семенко, 1997б; Илюшин, 1990. С. 380; Венцлова, 2012. С. 133-136). Так, идиллические пейзажи П., тождественные горько-сладким переживаниям лирического героя по линии сладости, но одновременно контрастирующие с ними по линии горечи, О. М. преображает в хаотические, буйствующие и отвечающие силе его собственных любовных переживаний. Далее, если П. в своих сонетах сосредотачивается на напряженной духовной жизни, самоанализе и раздвоенности, то О. М., напротив, акцентирует внешний мир. В его исполнении мир вторит сильнейшему накалу любовной страсти и не менее сильной горечи от потери любимой (Семенко, 1997а. С. 107-108 и др.). Одним из наиболее заметных результатов переписывания П. в своем ключе становится то, что из переводов О. М. пропадает инвариантная петрарковская оппозиция «сладкий-горький» [dolce-amaro] (Семенко, 1997а). Соавторское отношение О. М. к П. позволило мандельштамоведам поставить вопрос о том, как в переводах из «Книги песен» переданы контуры поэтического мира О. М., его поэтика и идиолект (Семенко, 1997б; Венцлова, 2012; Гаспаров, 2002; Панова, 2003. С. 39 сл.; П а н о в а, 2017).
Место переводов из П. в творчестве Мандельштама определила Н. Я.: «Над этими сонетами он работал дольше, чем над другими стихами - массы вариантов и при том на бумаге - в черновиках. Иначе говоря, он чему-то на них, как мне кажется, учился, искал “мастерства”, они как бы ближе к “искусству”, чем другие стихи... [Э]ти сонеты как бы подготовка к стихам о мертвой женщине» (Мандельштам Н. Я., Т. 2. С. 749-750). Речь здесь идет о ст-нии «Возможна ли женщине мертвой хвала?..» (1935), которое, будучи прочитано в контексте «Канцоньере» и четырех мандельштамов- ских переводов из этого сборника, предстает ничем иным, как петраркистской эпитафией Ольге Ваксель (Панова, 2016 б).
В дантовско-петрарковском каноне выдержана и такая жемчужина любовной лирики позднего О. М., как <Стихи к Н. Штемпель> (1937). В жизни платоническая страсть О. М. к Наталье Штемпель была сродни тому чувству, которое Данте испытывал к Беатриче, а П. - к Лауре. Со слов А. И. Немировского известно, что О. М. писал ей письма (не дошедшие до нас), в которых она представала «новой Лаурой». После этой биографической преамбулы уже не покажется удивительным, что в <Стихах к Н. Штемпель> задействована вся гамма художественных средств - от лирического сюжета до отдельных словечек и звукописи, - при помощи которой Данте и П. воспели своих Прекрасных Дам (см. Павлов, 1994. С. 179, о петрарковском эпитете «сладкий»; Панова, 2013, 2016в, с максимально полной экспликацией итальянской топики).
Лит.: сонет Петрарки в переводе О. Мандельштама: История текста и критерии стиля // Человек - Культура - История. В честь семидесятилетия Л. М. Баткина. М., 2002. С. 323-337; Дутли Р. Век мой, зверь мой. Осип Мандельштам. Биография / Пер. с нем. К. Азадовского. СПб., 2005; Илюшин А. А. Данте и Петрарка в интерпретациях Мандельштама // Жизнь и творчество О. Э. Мандельштама: Воспоминания. Материалы к биографии. «Новые стихи». Комментарии. Исследования. Воронеж, 1990. С. 376-382; Липкин С. «Угль, пылающий огнем...». Воспоминания о Мандельштаме. Стихи, статьи, переписка / Сост.: П. Нерлер, Н. Поболь и Д. Полищук. М.: РГГУ, 2008. 456 с. Павлов М. С. К теме движения в поэзии Мандельштама: семантика шага в стихах к Н. Е. Штемпель // Столетие Мандельштама: Материалы симпозиума. Tenafly, NJ, 1994. С. 173-182; Панова Л. Г. «Мир», «пространство», «время» в поэзии О. Мандельштама. М., 2003; Панова Л. Г. <Стихи к Н. Штемпель> Осипа Мандельштама: к прояснению герметичного сюжета // (Не)музыкальное приношение, или Allegro affettuoso: Сборник статей к 65-летию Б. А. Каца. СПб., 2013. С. 548-565; Панова Л. Г. «Друг Данте и Петрарки друг». Статья 2. Русские трели итальянского соловья (еще раз о 311-м сонете Петрарки в переводе Мандельштама) // Корни, побеги, плоды... Осип Мандельштам и Польша. Кн. 2. М., 2015. С. 364410; Панова Л. Г. Запоздалая попытка петраркизма в русском модернизме: рецепция «Канцоньере». Статья 2 // Русская литература, 2016 (а), № 1. С. 99-124; Панова Л. Г. Итальянясь, германясь, русея: о любовной эпитафии Мандельштама «Возможна ли женщине мертвой хвала?..» // Услышать ось земную. Festschrift for Thomas Langerak. Pegasus Oost-Europese Studies 26. Amsterdam: Pegasus. 2016 (б). P. 351-398; Панова Л. Г. Стихи Осипа Мандельштама к Наталье Штемпель, или ода неравномерной походке // Звезда, 2016 (в), № 1. C. 128-141; П а - нова Л. Г. «Друг Данте и Петрарки друг.». Статья 3. Мандельштам - соавтор 164-го сонета Петрарки // Verba volant, scripta manent: Фестшрифт к 50-летию Игоря Пильщикова. Зборник Матице Српске за славистику, № 92, 2017; Петрарка Ф. Сонеты / Сост., комм., предисл. Б. А. Романов. М., 2004; Петрарка в русской литературе / Сост. В. Т. Данченко. В 2-х кн. М., 2006; Полякова С. В. «Олейников и об Олейникове» и другие работы по русской литературе. СПб., 1997; Семенко И. М. Мандельштам - переводчик Петрарки // Семенко И . М . Поэтика позднего Мандельштама: От черновых редакций - к окончательному тексту. 2-е изд. М., 1997 (a). С. 106- 123; Семенко И. М. Мандельштам в работе над переводами сонетов Петрарки // Семенко И. М. Поэтика позднего Мандельштама (От черновых редакций к окончательному тексту) // Семенко И. М. Поэтика позднего Мандельштама: От черновых редакций - к окончательному тексту. 2-е изд. М., 1997 (б). С. 59-81; Струве Г. Итальянские образы и мотивы в поэзии Осипа Мандельштама // Studi in onore di Ettore Lo Gatto e Giovanni Mayer. Roma, 1962. P. 601-614; Bo no la A. Traduzione e impulso creativo. Un sonetto di Petrarca nella versione russa di Osip E. Mandel’stam // L’analisi linguistica e letteraria, 11, 2003. P. 29-73; Cazzola P. Osip Mandel’stam, traduttore russo del Petrarca // Cazzola P. Scrittori russi nello specchio della critica XIX-XX secolo. Alessandria, 2005. P. 293307; Garzonio S. Il petrarchismo in Russia nei secoli XVIII- XX // Petrarca in Europa, 4, t. 2. Bologna, 2004. P. 601-628; Mureddu D. Mandel’stam and Petrarch // Scando-slavica, tomus 26, 1980. P. 53-84; Rayfield D. AWinter in Moscow (Osip Mandel’shtam’s poems of 1933-34) // Stand 14, 1970, no
Л. Г. Панова