Аристотель Стагирит
АРИСТОТЕЛЬ (Aristotelps) Стагирит (384, Стагир - 322 до н. э., Халкид, о-в Эвбее), др.-греч. философ и ученый. В 367 в Афинах стал учеником Платона, вплоть до смерти к-рого в 347 в течение 20 лет был участником его Академии, сначала на правах ученика, затем в качестве преподавателя. В своих трудах обращался почти ко всем доступным для его времени отраслям знания - философии, логики, этики, космологии, физики, биологии, оставил социально- полит. и ист. сочинения, работы об искусстве и литературе, в т. ч. дошедшую не полностью «Поэтику» (первый полный рус. пер. - 1885). Научное наследие А. стало одним из гл. интеллектуальных достижений древнего мира, оказавшим существенное влияние как на античную философию, так и на филос. традицию Средневековья.
Прямые свидетельства о знакомстве О. М. с трудами А. неизвестны, хотя имя его, несомненно, входило в программы преподавания истории античной философии, прослушанные О. М. в период обучения в Санкт-Петербургском университете. Так, весной 1912 и весной 1914 он, очевидно, посещал лекции по истории древней философии проф. А. И. Введенского, а 7.9.1916 сдавал экзамен по этому курсу проф. И. И. Лапшину. Вероятно, О. М. было известно об издании в этот период под ред. проф. Ф. Ф. Зелинского и с его вступ. ст. фрагментов из аристотелевских произведений в монографии (Педагогические воззрения Платона и Аристотеля / пер. С. В. Меликовой и проф. С. А. Жебеле- ва. Пг., 1916). Источником и доп. знаний об А., и активизации интереса к его учению могло стать посещение О. М. заседаний Религ.-филос. об-ва (РФО), во время докладов и дискуссий на к-рых имя античного философа звучало неоднократно. Очевидно, натурфилос. взгляды А. были одной из тем общения О. М. с Б. С. Кузиным и его окружением: «С каждым приходящим к нам в дом у О. М. был особый разговор. Кузин и биологи разговаривали о генетике, берг- соновской жизненной силе и Аристотелевой энтелехии. Все они принадлежали к разряду рассказчиков, а не разговорщиков, и О. М. больше прислушивался к их рассказам, чем разговаривал». [Энтелехия наряду с энергией - один из двух важнейших терминов философии А. («Метафизика», «Физика»), форма, осуществляющаяся в материи, внут. сила, потенциально заключающая в себе цель и результат; душа человека, распоряжающаяся формированием, изменениями и деятельностью его тела. Это понятие предполагается всеми телеологич. системами (в частности, у И. В. Гете энтелехия есть тот момент вечности, к-рый наполняет тело человека жизнью), под определенным углом зрения оно близко категории жизненной силы А. Бергсона, при нек-рой коррекции актуально для естественнонауч. взглядов.]
Явные следы заинтересованного отношения к трудам А. в худож. мире О. М. не отражены, само его имя встречается только как исключительно значимая величина в определенном ценностном ряду в «Разговоре о Данте» (1933) в связи с фигурой Аверроэса, его знаменитым комментарием А. и «дантовской эрудицией»: «Аристотель, как махровая бабочка, окаймлен арабской каймой Аверроеса. <...> В данном случае араб Аверроес аккомпанирует греку Аристотелю. Они компоненты одного рисунка. Они умещаются на мембране одного крыла». По предположению Л. Г. Степановой и Г. А. Левинтона, образный строй данного фрагмента, как и обнаруживающее явные содержат. параллели ему мандельшт. стих. «О бабочка, о мусульманка.» (1933-34), могут быть мотивированы метафорич. трактовой аристотелевской энтелехии, принадлежащей В. В. Розанову и описываемой им в подглавке «О страстях мира» «Апокалипсиса нашего времени» реальную или вымышленную ситуацию, когда на его вопрос: «Господа, в гусенице, куколке и бабочке - которое же я их?» - П. А. Флоренский отвечает: «Конечно, бабочка есть энтелехия гусеницы и куколки», - после чего следует розановский комментарий: «“Энтелехия” есть термин Аристотеля, и - один из знаменитейших терминов, им самим придуманный и филологически составленный. Один средневековый схоласт прозакладывал черту душу, только чтобы хотя в сновидении он объяснил ему, что в точности Аристотель разумел под “энтелехиею”». Еще раз имя А. появляется в «Разговоре о Данте» в связи с метафорическим утверждением о том, что «Дант и его современники не знали геологического времени. <...> Однако средневековье не помещалось в системе Птоломея - оно прикрывалось ею. - К библейской генетике прибавили физику Аристотеля. Эти две плохо соединяемые вещи не хотели сращиваться». В примыкающих к «Путешествию в Армению» (1931-32) черновых набросках «Читая Палласа» А. упоминается в связи с образом «демона чтения», сополагаемым с одной из важнейших в худож. мире О. М. категорий путешествия: «Древние его не знали. В процессе чтения они не искали иллюзию. Аристотель читал бесстрастно. Лучшие из античных писателей были географами. Кто не дерзал путешествовать - тот и не смел писать». Показательно, что именно в этот период в письме М. С. Шагинян Аристотеля и Линнея, бытие Гегеля, бытие Ленина».
<«Скрябин и христианство»>, 1917(?)] суждение «Эллины боялись флейты и фригийского лада» восходит, в частности, к «Политике» А., где тот, возражая Сократу, утверждал: «Ведь фригийский лад в ряду других занимает такое же место, какое флейта - среди музыкальных инструментов: тот и другая имеют оргиастический, страстный характер. Доказательством этого служит поэзия: для выражения вакхического экстаза и тому подобных состояний возбуждения из всех инструментов преимущественно нужна флейта, а среди ладов такая поэзия для соответствующего выражения прибегает к фригийскому ладу».
С. Г. Шиндин.