Лозинский Михаил Леонидович
ЛОЗИНСКИЙ Михаил Леонидович [8.7.1886, Гатчина С.-Петерб. губ. (ныне Ленингр. обл.) - 1.2.1955, Ленинград], поэт, переводчик. Знакомство О. М. с Л., «элегантным петербуржцем и восхитительным остряком» (Ахматов а. С. 62), «необыкновенно тонким, умным, блестящим человеком, всегда бывшим в самом центре поэтической “элиты” и всегда, намеренно, <.> остававшимся в тени» (Иванов. С. 316), по всей вероятности, состоялось в Санкт-Петербургском Императорском университете, где оба учились на ист.-филол. ф-те (Л. - с 1909, а О. М. - с 1911) и принимали участие в деятельности Романо-германского кружка [см.: А з а д о в с к и й К. М., ТименчикР. Д. К биографии Н. С. Гумилёва: (Вокруг дневников и альбомов Ф. Ф. Фидлера) // РЛ. 1988. № 2. С. 183]. «Каждый год 8 февраля, в день основания Петербургского университета, романо-германское отделение устраивало традиционный обед, на котором участники произносили речи на всевозможных “живых” и “мертвых” языках и диалектах». Для одного такого обеда Л. «перевел на латинский» стих. А. В. Кольцова «Что ты спишь, мужичок». «Начинался перевод так: “Quid vernis sephiris dormis rustice vir...” Мандельштам тут же за обедом перевел это обратно на русский: “Под зефиры весны / Что ты спишь, сельский муж...” - и так далее, до конца» (восп. Я. Н. Блоха в записи Ю. Офросимо- ва; см.: Офросимов). Вместе с Н. С. Гумилёвым О. М. и Л. присутствовали на заседании кружка, посв. 350-летию Лопе Ф. де Веги Карпьо, и сочиняли во время выступления докладчика акростихи и сонеты [см.: К. В. Мочульский: Письма к В. М. Журмунскому // НЛО. № 35 (письмо от 1.11.1912)]. По всей вероятности, Л. присутствовал на том заседании кружка, где О. М. читал свой доклад о Ф. Вийоне в февр. или марте 1913. К осени 1912 имена Л. и О. М., наряду с В. К. Шилейко, Вас. В. Гиппиусом, В. А. Пястом, появились среди участников задуманного Гумилёвым «кружка изучения поэтов» (Там же. С. 146)
Завязавшиеся в ун-те связи укрепились в 1-м «Цехе поэтов», где О. М. дебютировал 2.12.1911, Л. же был активным участником этого лит. объединения с осени 1911. Здесь О. М. впервые обрел тот круг «людей, с которым он мог объединить себя словом “мы”» (Н. Я. Мандельштам. Т. 2. С. 50). С осени 1912 на петерб. квартире Л. (Волховский пер., 2, кв. 27) происходили не только собрания «Цеха...», но и заседания редколлегии издававшегося и редактировавшегося Л. журнала «Гиперборей» (всего в 1912-13 вышло 10 номеров), на страницах к-рого были опубл. мн. стихи О. М., вошедшие позднее в «Камень» (1916): «Отчего душа так певуча.», «Образ твой, мучительный и зыбкий.», «Сегодня дурной день.», «Я вздрагиваю от холода.» (все - в № 1, окт. 1912); «Казино» («Я не поклонник радости предвзятой.» - в № 3, дек. 1912, без назв.); «Когда показывают восемь.», «Тысячеструйный поток.» (в № 2); «Петербургские строфы», «.Дев полуночных отвага» (с первым, позднее опущенным 4-стишием), «В душном баре иностранец», «Лютеранин» (в № 5, февр. 1913); «В таверне воровская шайка.» (в № 8, окт. 1913); «Вполоборота, о печаль.», «Мы напряженного молчанья не выносим.», «Бах» (в № 9-10, нояб.-дек. 1913). Беловые автографы большинства этих стихов хранятся в личном архиве Л. Несмотря на друж. близость и активное сотрудничество в акмеистич., по сути, издании, Л. не захотел формально называться акмеистом - «даже от Бальмонта» он «не хотел отречься» (Ахматова. С. 65).
На заседаниях «Цеха...» царила друж. атмосфера, создавались коллективные шуточные стихи. По словам А. А. Ахматовой, «Бродячая собака» [Пяст. С. 174; см. там же ком- мент. Р. Д. Тименчика: С. 361-362; ср. мнение Блоха о том, что «Антология.» возникла в среде Романо-герм. кружка (Офросимов)]. Подобное несовпадение свидетельств мемуаристов указывает на то, что «Антология.» не была связана с конкретной «площадкой», но следовала за перемещением ее создателей: «“Античные глупости”, “Тран- хопс”, “Жора” - так назывались эти стихи. Они сочинялись, вернее, импровизировались повсюду - в “Бродячей собаке”, на извозчике, в редакции, после революции - в Доме литераторов или во “Всемирной литературе”» (Иванов. С. 226). В «Бродячей собаке», по словам П. Н. Лукниц- кого, О. М. разыграл по случаю дня ангела М. А. Кузмина шуточную пьесу «Изгнание из рая», авторами к-рой были также Л., Гумилёв, М. А. Зенкевич и П. П. Потёмкин (см.: Лукницкий П. Н. Acumiana. Т. 1. П.. 1991. Запись от 20.12.1924. С. 13). В числе других О. М. и Л. были приглашены на празднование юбилея Б. К. Пронина, дир. «Бродячей собаки» (см.: Шилейко. С. 8).
Изысканная лит. шутка постоянно сопутствовала друж. общению Л. и О. М., являясь одной из существ. форм отношений [ср. в воспоминании Н. Я. Мандельштам о дачном обеде у Л. в 1938 - в наиб. сложное для О. М. время: «.Оба хохотали, как в дни Цеха поэтов» (Н. Я. Мандельштам. Т. 1. С. 398)]. Мотив дружбы объединяет написанные в разное время «античные эпиграммы» О. М. на Л. 1910-х гг. (по др. мнению, 1920-21, см.: 1. С. 281) «Сын Леонида был скуп, и кратеры берег он ревниво.» (см.: Русская эпиграмма. С. 510; см. также коммент. К. А. Кумпан в этом изд.: С. 665), «Сын Леонида был скуп, и когда он с гостем прощался.» (Собр. соч.-2. Т. 1. С. 157) и экспромт Л. «За жизнь свою медной полушки не даст.» (1921), представляющий собой пародийное перефразирование строк баллады Ф. Шиллера «Кубок» в переводе В. А. Жуковского, в к-ром О. М. награжден прозвищем «ужас друзей, Златозуб» (см.: Там же; ср. иной вариант: Одоевцева И. В. На берегах Невы // Одоевцева. С. 358). В этих стихотв. шутках проявилась склонность Л. и О. М. к импровизации, сочинению «стихов на случай». Оба поэта не оставляли этот жанр и позже. Для Л., полностью посвятившего себя переводу и переставшему писать оригинальные стихи вскоре после гибели Гумилёва, создание виртуозных экспромтов и друж. надписей-посланий стало едва ли не единств., кроме перевода, поэтич. формой, к-рую он себе разрешил. К советам Л., к-рый, по словам Ахматовой, «был образованнее всех в Цехе», прислушивались и Гумилёв, и Ахматова, и О. М. Так, по совету Л. в стих. «Вполоборота, о печаль.» О. М. исправил стих «И отравительница Федра», «потому что Федра никого не отравляла, а просто была влюблена в своего пасынка» (ср. запись свидетельства В. М. Жирмунского, приведенную в: Гинзбург Л. Я. Записные книжки. Воспоминания. Эссе. СПб., 2002. С. 46; Адамович Г. В. Мои встречи с Анной Ахматовой // Воспоминания о Серебряном веке. М., 1993. С. 258-259). В стих. О. М. «Не веря воскресенья чуду.» (1916), обращенном к М. И. Цветаевой, Л., в 1915-17 ред. журнала «Аполлон», написал 6-ю и 7-ю строки (А. 1916. № 9-10. С. 75), замененные в последующих изданиях отточиями (см. коммент. Н. И. Харджиева в кн.: Мандельштам О. Э. Стихотворения. Л., 1973. С. 271; ср. полемич. реплику Н. М. в: Н. Я. Мандельштам. Т. 2. С. 468). Исследователь отмечает у Л. и О. М. схожую манеру чтения стихов: «мелодическое раскачивание гласных звуков» (Бернштейн С. И. Голос Блока // 2-й Блоковский сб. Тарту, 1972. С. 495).
Л. посв. в «Камне» (1916) О. М. стих. «Пешеход» (1912) (о его перекличке со стих. Л. «Путник» см.: Сегал. С. 402403). На нагружающее «негативной семантикой» ключевые понятия символизма стих. «Пешеход», к-рое можно считать «своеобразной попыткой обратить» Л. в акмеизм, Л. отозвался стих. «Есть в мире музыка безветренных высот...» (1913), «“восстанавливающим в правах” развенчанные О. М. символы» (Лекманов. 2000. С. 37-38). Исследователи отмечают несомненную близость нек-рых мотивов «Камня» и стихов Л., б. ч. вошедших в его сб. «Горный ключ» (СПб., 1916; 2-е изд. - Пг., 1922), при разительном несходстве двух поэтич. систем: «Отдельные мандельшта- мовские темы встречаются в “Горном ключе” в контексте, так сказать, не акмеистическом, а символическом, то есть обобщенно-абстрактном» (С е г а л. С. 408). Несмотря на разницу установок Л. и О. М., выявляются важные как для Л., так и для О. М. мотивы: 1) мотив беспамятства, выражения невыразимого (у О. М. остающегося невыразимым, но выраженным ассоциативно): «В отверженных садах...» Л. и «Я слово позабыл.» и «Silentium» О. М.; 2) мотив «звездного влияния» на человека: «Каменья» Л. и «Я вздрагиваю от холода.» О. М.; 3) мотив кругообразного движения: «Круг» Л. и «На перламутровый челнок.» О. М.; 4) мотив лестницы, связывающей горний и дольний миры: «Нерукотворный град» Л. и «В хрустальном омуте такая крутизна.» О. М.; 5) мотив хрупкости, нежности, истомы, сна, сквозной для «Камня» О. М. и в «Хрупком сне» Л., а также нек-рые др. (подробнее см.: С е г а л); 6) мотив молчания как сознат. выбора: «Молчание» (1907) Л. и «Silentium» О. М. Можно выявить не только переклички мотивов, но и тематические («петербургские» стихи О. М. и стих. «Петербург» Л.; стихотв. портреты Ахматовой «Вполоборота, о печаль.» О. М. и «Не забывшая» Л.).
Данте Алигьери. На разных этапах своей жизни и О. М. (1933), и Л. изучали итал. яз., читали Данте, размышляли о нем. Поэтич. хозяйство Данте обладало равной и для Л., и для О. М. притягательностью: Ахматова вспоминала, как Л. говорил ей: «Я бы хотел видеть “Божественную комедию” с совсем особыми иллюстрациями. Чтобы изображены были знаменитые дантовские развернутые сравнения» (Ахматова. С. 66). В «Разговоре о Данте» О. М. с восхищением говорит об автономной ценности дантовских развернутых сравнений (см.: 2. С. 377-378, 386-387). Но способы претворения этого увлечения Данте в новый созидат. жест были у О. М. и Л. различны: в 1933 О. М. создал «Разговор о Данте», а Л. уже после гибели О. М. приступил к переводу «Божественной комедии» (1939-45). Перевод Л. и эссе О. М. - полярные полюса диалога с Данте - являются итогом расхождения их пути в иск-ве. Антагонистичность, контрастность мгновенного поэтич., эмоц. постижения материала О. М. и выверенного и поэтому зачастую суховатого, «объективного» переводч. труда Л., с максимально отстраненным, спрятанным лицом переводчика, была заметна и современникам. Так, 16.4.1934 Д. И. Выгодский записал в своем дневнике: «Вчера вечером встреча восточников с писателями. Бартельс час говорил о Фирдоуси. Потом Лозинский читал перевод. Когда заговорил Мандельштам, он десятью словами перечеркнул и холодные слова ираниста, и стихи Лозинского <.> Мандельштам сразу подлил на сто градусов того разговора, которого писатели уже не могли поддержать. Хватал. папиросу, делал одну затяжку, бросал, вскакивал со стула, подбегал к Лозинскому. весь вдруг загорался, запылал подлинной тревогой. О том, что надо делать разные попытки, что нельзя так просто, надо придумать строфу» (Памятные книжные даты. 1991. М., 1991. С. 139). Тот способ творч. существования в стихии поэтич. перевода, к-рый избрал Л. после 1921, был чужд О. М. - «врагу стихотворных переводов», считавшему, что в них «утекает творческая энергия» (Ахматова. С. 39). Вернувшись в Петроград из Крыма осенью 1920, О. М. читал в квартире Гумилёва на заседании возобновленного (3-го) «Цеха поэтов» в присутствии Л., а также Н. А. Оцу- па, Г. В. Иванова, И. В. Одоевцевой свои новые стихи, как и раньше, согласуясь с мнением Л. в выборе той или иной редакции поэтич. строки (Одоевцева. С. 335-338). Совм. участие в занятиях 3-го «Цеха.», куда кроме названных поэтов входили В. Ф. Ходасевич, В. А. Рождественский, А. И. Оношкович-Яцына, для О. М. и Л. продолжалось на протяжении зимы 1920-21 (см.: Оношкович-Яцына. Запись от 10.2.1921. С. 398-400). В это время (27.10, 2.11.1920) О. М. бывал на занятиях в студии переводного слова в Доме искусств, к-рые вел Л., выступал там с чтением стихов [см. выдержки из дневника М. Н. Рыжкиной: Минувшее. М., СПб., 1993. Вып. 13. С. 387; ср. в ее же дневнике о взаимоотношениях О. М. и Л.: «с тайге’ом они большие приятели» (РО РНБ. Ф. № 1000. Оп. 2. Ед. хр. 1187; источник указан О. А. Лекмановым)]. 18.11.1920 состоялся вечер О. М. в Доме иск-в, на к-ром присутствовал Л. 10.2.1921 Л. принял участие в панихиде по А. С. Пушкину, заказанной О. М. (Оношкович-Яцына. С. 402; Н. А. Павлович // О. и Н. Мандельштамы. С. 122). 17.2.1921 Л. слушал лекцию Пяста «Новые побеги», в обсуждении к-рой принял участие О. М. (Оношкович-Яцына. С. 405). Одоевцева вспоминала относящееся к этой зиме шутливое объяснение Л. сочетания в характере О. М. «невероятной трусости» и «невероятной смелости»: «Осип Эмильевич - помесь кролика с барсом. Кролико-барс или барсо-кролик» (Одоевцев а. С. 347). Практически ежедн. встречи Л. и О. М. зимой 1920-21 объясняются еще их ближайшим соседством: как и Л., поселившийся в Доме иск-в, О. М. тоже занял там одну из комнат (№ 30) в подвальном этаже. Весной 1921 О. М. привез в Петроград Н. М., тогда же состоялось ее знакомство с Л.
5.8.1921 Л. был арестован ПетроЧК на квартире Гумилёва, но через 5 дней освобожден. Н. М. вспоминала: «Еще в середине двадцатых годов Лозинский показал нам приготовленный на случай ареста мешок с вещами» (Н. Я. Мандельштам. Т. 1. С. 153). 20.3.1932 Л. арестован вторично; 17.6.1932 осужден на 3 года условно по обвинению в антисоветской агитации и пропаганде (реабилитирован посмертно в 1989). По словам Н. М., арестован Л. был «за то, что его ученики - он вел где-то семинар по переводу - дали друг другу клички» (Там же. С. 366). Летом 1937 Л. дал О. М. 500 руб., что позволило О. М. оплатить до осени дачу в Савелове. Щедрость и верность Л. попавшим в беду друзьям - качество, отмечавшееся всеми знакомыми с ним людьми. Последняя встреча Л. с О. М. состоялась осенью 1937 на квартире Л. Это произошло вскоре после ареста В. О. (И.) Стенича, у когда мы к нему зашли, испугался... И нам пришлось сразу уйти, даже не попросив у Лозинского денег» (Там же. С. 376). Поведение Л. в этом эпизоде, столь для него не характерное, можно объяснить серьезно осложнившейся личной ситуацией: 23.10.1937 Л., в числе нек-рых др. работников Публич. б-ки, был подвергнут остракизму «за развал научные работы» после закрытого заседания актива б-ки, посв. обсуждению статьи стенгазеты «Организаторы саботажа в ГПБ» о забастовке в Публич. б-ке в окт. 1917. После подобной проработки арест Л. мог последовать в любую минуту, и его гостеприимство могло лечь тенью и на судьбу О. М.
Т. 1, 2; Ахматова А. А. Лозинский // Ахматова А. А. Собр. соч.: В 6 т. М., 2002. Т. 5.
Лит.: Офросимов Ю. О Гумилёве, Кузмине, Мандельштаме... // НРС. [Н.-Й.], 1953. 13 дек.; Сегал Д. М. Поэзия Михаила Лозинского // RL. Amsterdam, 1983. № XIII-XIV; Русская эпиграмма. Л., 1988. С. 509-510; Русские советские поэты. М., 1990. Т. 13 (по именному ук.); Тименчик Р. Д. Заметки на полях // Гиперборей. СПб., 1990. Репринт; Иванов Г. В. Собр. соч.: В 3 т. М., 1994. Т. 3; ШилейкоВ. К. Заметки на полях. Стихи. СПб., 1999; Лекманов О. А. Концепция «серебряного века» и акмеизма в записных книжках А. Ахматовой // НЛО. 2000. № 46.
Т. Ф. Нешумова.