Горький Максим
ГОРЬКИЙ Максим (наст. имя, отчество и фам. Алексей Максимович Пешков) (16.3.1868, Н. Новгород - 18.6.1936, пос. Горки Моск. обл.), писатель, публицист, обществ. деятель. В апреле 1917 - июле 1918 ред. газеты «Новая жизнь». В годы Гражд. войны один из инициаторов лит.-обществ. и издат. начинаний (изд-во «Всемирная литература», Дом литераторов, «Дом искусств» и др.). В 1920 по инициативе и под председательством Г. создана Центральная комиссия по улучшению быта ученых (ЦЕКУБУ). В 1921-33 жил в Германии, Чехословакии, затем в Италии. В 1928 посетил родину и с тех пор ежегодно приезжал в СССР (кроме 1931); в 1933 окончательно переехал в Москву. В 1934 усилиями Г. подготовлен и проведен 1-й Всесоюзный съезд советских писателей. В 1930-х гг. Г. стал «официальным классиком» советской литературы. Н. М. вспоминает, что, когда О. М. приехал из врангелевского Крыма в Петроград, у него не было теплой одежды. «В те годы одежду не продавали - ее можно было получить только по ордеру. Ордера на одежду санкционировал Горький. Когда к нему обратились с просьбой выдать Мандельштаму брюки и свитер, Горький вычеркнул брюки и сказал: “Обойдется”».
После пощечины, к-рую О. М. в мае 1934 дал А. Н. Толстому, тот ездил жаловаться к Г. в Москву. По воспоминаниям Н. М.: «Вскоре до нас дошла фраза: “Мы ему покажем, как бить русских писателей”... Эту фразу безоговорочно приписывали Горькому».
В нач. 1930-х гг. Н. И. Бухарин, желая улучшить положение О. М., намеревался просить помощи у Г. «О. М. тщетно убеждал его, что от обращения к Горькому никакого прока не будет. <...> Бухарин не поверил О. М. и решил предпринять рекогносцировку. Вскоре он нам сказал: “А к Максимычу обращаться не надо”. Сколько я ни приставала, мне не удалось узнать почему» (Н. М.). Однако в письме к Н. М. от 29.12.1935 О. М. спрашивал у нее совета - не следует ли ему обратиться с письмом или телеграммой к Г. С. Б. Рудаков замечает, что строка «воздушно-океанская подкова» в стих. О. М. «Мне кажется, мы говорить должны.» появилась под впечатлением от катастрофы самолета «Максим Горький», произошедшей 18.5.1935. Судя по всему, данное событие отразилось и в стих. «Не мучнистой бабочкою белой.», законченном 30.5.1936; ср. его строки: «Шли товарищи последнего призыва / По работе в жестких небесах.».
Кроме того, Рудаков пишет о реакции О. М. на смерть Г. (к-рая случилась накануне полного солнечного затмения): «В 9 часов вечера слушали передачу о смерти Горького. Век уходит. Много о нем говорили, и очень глубоко и проникновенно. <.> “И как умер - накануне затмения. Горький в гробу - и затмение”. Потом хватает меня за руку и тащит к окну: “Смотрите: босяк. Горький умер - и идет босяк: таких теперь нет...”».
Вопрос, посылать ли телеграмму. Сочтут, что хочет о себе напомнить. Решил послать брату: “Дни траура Горького прошу снять все личные вопросы. Осип”. Но опять испугался, что звучит как коммерция: “де, придержи”. А выразить хотел свое уважение. Еще давно, в октябре, когда я вспомнил о препирательстве Брюсова с Толстым, он сказал: “Глупо. Это то же, что я с Горьким стал бы - то да се, вот мы не поделили.” Для него Горький (как вообще настоящий писатель) - вне вопроса о том, “хорошо ли писал”. Горький - это Горький. Об этом же, где рифма “горький - дальнозоркий”» (Рудаков имеет в виду стих. О. М. «Мир начинался страшен и велик...»).
о Г. говорится, что тот «своих “босяков” посадил в почетном углу барского дома русской литературы». В ст. «О переводах» О. М. вспоминал об изд-ве «Всемирная литература», называя его «детищем Горького, двоюродной бабушкой ЦЕКУБУ». Кроме того, Г. посвящено двустишие из «Антологии житейской глупости»: «Алексей Максимыч Пешков.».
Е. А. Яблоков.