Гиппиус Зинаида Николаевна
ГИППИУС Зинаида Николаевна (в замужестве Мережковская; 8.11.1869, г. Белёв Тульской губ. - 9.9.1945, Париж), поэтесса, лит. критик, прозаик. Отец Г. юрист, из обрусевшей нем. семьи (с 16 в. в России); мать, урожд. Степанова, родом из Сибири, дочь уездного полицмейстера. В 1889 г. вышла замуж за Д. С. Мережковского. В 1900-10-х гг. Г. - одна из центр. фигур эпохи Серебряного века. В нач. 20 в. квартира Мережковских в доме, известном как «дом Муру- зи» (Литейный пр., д. 24), - один из центров лит. и религ.- филос. жизни Петербурга. В дорев. время они неоднократно выезжали за границу, где, предположительно, и состоялось знакомство с ними О. М., к-рый в учеб. сезон 1907/1908 жил в Париже, посещая лекции на словесном ф-те Сорбонны. Мережковские вместе с публицистом Д. В. Философовым проживали в это время в доме на ул. Теофиля Готье (rue Theophile Gautier, 15), готовя к выпуску, в частности, сб. ст. «Le Tsar et la Revolution» (вышел в 1907 на франц. яз.).
Впервые предположение о парижском знакомстве О. М. с «мэтрами» было высказано первопубликаторами «парижской ажанды» Г., где под датой 7.2.1908 фигурирует следующая запись: «Завтрачище с Ознобишиным и Мандельштамом (Gemier) у нас. Ужас! Племянница. Дождь. Ринулись мы с Димой и ездили на автомобиле по всему городу» (РГБ. Ф. 743. Карт. 116. Д. 18). В том же феврале «штаб-квартиру революции» Мережковских, к-рую посещали эсеры-террористы, анархисты и прочие революционеры-эмигранты, посетил и парижский знакомый будущего поэта, Михаил Карпович.
Следующий визит О. М. к Мережковским (и, возможно, не единственный) состоялся уже в Петербурге, осенью-зимой 1908, на что указывает вполне репрезентативное свидетельство - дневниковая запись секретаря Религ.-филос. об-ва (РФО) С. П. Каблукова, сделанная летом 1910, вскоре после знакомства с О. М. в Финляндии. Каблуков, в частности, записал, что О. М. «теперь стыдится своей прежней революционной деятельности и призванием своим считает поприще лирического поэта. Его стихи были приветствуемы Вячеславом Ивановым. Бывал он и у Мережковских, и в Религиозно-философском обществе, членом-соревнова- телем которого числится и теперь». Имя О. М. есть в списке членов-соревнователей РФО и по состоянию на 1913 год. Посещать Мережковских в Петербурге О. М. мог лишь с осени 1908 по весну 1909, поскольку летом 1909 уехал на курорт в Швейцарию и затем на учёбу в Гейдельберг - до весны 1910. Вполне вероятно, что именно Г. помогла О. М. оформиться в «члены-соревнователи» РФО (Мережковские вошли в Совет РФО осенью 1908, сразу по возвращении из-за границы). Собрания РФО были «закрытыми»: на них можно было попасть только по повестке, а повестки рассылались только действит. членам и «членам-соревно- вателям».
Осенью 1909 О. М. предпринимал попытку встретиться с Мережковскими в Гейдельберге. В письме к Максимилиану Волошину (сентябрь 1909) он жаловался: «Мережковский, который на этих днях, проездом в Гейдельберге, не пожелал выслушать ни строчки моих стихов». При этом имени Г. в своем письме О. М. почему-то не упомянул. В кон. октября 1910, спустя два месяца после дебютной публикации О. М. в «Аполлоне», Каблуков обратился к Г. с просьбой оказать О. М. протекцию. В его дневниковой записи от 24.10.1910: «Я просил Зин[аиду] Ник[олаевну] Гиппиус обратить внимание на его стихи и дать ему рекомендацию в “Русскую Мысль”, т. е. к Брюсову. Сегодня он читал мне те из своих 44 стихотворений, которые он намерен послать ей. Их 10 - все мною одобрены...». На следующий день Г. обратилась письмом к В. Я. Брюсову, в то время гл. редактору «Русской мысли»: «Дорогой Валерий Яковлевич. Некий неврастенический жидёнок, который года два тому назад ещё плёл детские лапти, ныне как-то развился и бывают у него приличные строки. Он приходил ко мне с просьбой рекомендовать его стихи Вашему вниманию. Я его не приняла (уж очень он так в источнике. - В. Д.), но стихи велела оставить, прочла и нахожу, что “вниманию” Вашему рекомендовать я их могу, а что Вы дальше будете с ними делать - это меня уже не трогает, и Вы лучше знаете. У него в прошлом году были в “Аполлоне” тоже ничего себе стихи (на самом деле первая публикация О. М. в “Аполлоне” состоялась два месяца назад. - В. Д.). В стихе, на мой взгляд, много невыдержанностей, и “роковисто”, но попадаются недурные строки». И уже в постскриптуме напомнила: «Ну, до свидания, поглядите все-таки жиденочка» (РГБ. Ф. 386. Карт. 82. Д. 41. Л. 29-30). Брюсов, получив это письмо Г. с приложенными к нему стихотворениями О. М., к публикации их не принял.
«Протекционную» записку Каблукова О. М., судя по всему, принес Г. лично и был, очевидно, крайне обижен тем, что и на этот раз его «не приняли» (как уж «очень устанно- го»). Вдова поэта, со слов О. М., написала об этом визите в своих мемуарах так: «Однажды Мандельштам без всякого предупреждения пришел к Мережковским. К нему вышла Зинаида Гиппиус и сказала, что, если он будет писать хорошие стихи, ей об этом сообщат; тогда она с ним поговорит, а пока что - не стоит, потому что ни из кого не выходит толку. Мандельштам молча выслушал и ушел. Вскоре Гиппиус прочла его стихи и много раз через разных людей звала его прийти, но он заупрямился и так и не пришел. Это не помешало Гиппиус всячески проталкивать Мандельштама. Она писала о нем Брюсову и многим другим, и в ее кругу Мандельштама стали называть “Зинаидин жидёнок”». Об этом же визите сохранилась и запись Рудакова: «В 1910 году Мережковские, отказываясь слушать оного Осипа, сказали: “Если Вы напишите хорошее - нам скажут”».
Сама Г., уже в эмиграции, в одном из мемуарных очерков, историю своего «протежирования» О. М. представила в достаточно вольной и изрядно припудренной интерпретации, позволив себе «забыть» о визитах «юнца» в 1908-09, про рекомендации Каблукова и прочие невыигрышные подробности, не добавлявшие плюсов к ее образу «чуткой» покровительницы юных талантов: «Кто-то прислал ко мне юного поэта, маленького, тёмненького, сутулого, такого скромного, такого робкого, что он читал едва слышно, и руки у него были мокрые и холодные. Ничего о нём раньше мы не знали. Кто его прислал - не помню (может быть, он сам пришёл), к юным поэтам я имею большое недоверие, стихи его были далеко не совершенны, и - мне всё-таки, с несомненностью, показалось, что они не совсем в ряд тех, которые приходится десятками слушать каждый день (приходилось бы сотнями, не положи я предела). В стихи этого юнца “что-то попало”, как мы тогда выражались. Решаю про себя, что мальчик не без способностей, и вызываюсь (в первый раз в жизни, кажется, без просьбы) где-нибудь напечатать стихи: “В ‘Русской мысли’, например, - я пошлю их Брюсову”. Ответ получился не очень скоро, и даже, между прочим, в письме по другому поводу. Ответ насмешливый, небрежный и грубоватый: что до Вашего юнца “со способностями”, то таких юнцов с такими же, и даже большими, способностями у меня слишком достаточно и в Москве. Советую этому не печататься. Еще что-то было в том же роде, если не хуже. Однако из юнца вышел, и необыкновенно скоро, - поэт, во всяком случае всеми за такового признаваемый, и даже по тщательности формы, по отделке ее, поэт в сорте Брюсова. Это был О. Мандельштам».
Утверждение вдовы поэта о том, что в 1910-е гг. Г. «всячески проталкивала Мандельштама», документального подтверждения не находит. В 1913, после выхода «Камня», стихи О. М. не получат от нее оценки выше, чем приватное «так себе»: «Мандельштама я получила, спасибо, хотя я им продолжаю не быть очарованной, - оповещала она Каблукова. - Очень и очень “так себе”. Чем он Вас пленил? Я читаю старые книги, опротивел модерн».
В архивном собрании поэтессы М. М. Шкапской сохранилась эпиграмма Г. на Каблукова и О. М., ядовито обыгрывающая вторую строфу лермонтовского «Нищего»: «Раз петербургский старожил / Решил стихом развеять скуку, /
Тем не менее как минимум дважды Г. «вспоминала» в 1910-е гг. о «не очаровавшем» ее поэте. Весной 1915 три его стих. «О временах простых и грубых», «На площадь выбежав, свободен...», «Посох» с подзаголовком «Из цикла “Рим”» при посредничестве Каблукова и ее непосредств. участии были опубл. в еженедельнике «Голос жизни» (1915. № 14. 1 апр.). По предположению Н. А. Богомолова, «виртуальный цикл Мандельштама “Рим” должен был представлять “западническую” точку зрения» в тогдашней полемике военного времени между условными западниками и славянофилами.
Спустя два года, составляя сб. «Восемьдесят восемь современных стихотворений, избранных З. Н. Гиппиус» (Пг., 1917), наряду с 11 стихотворениями Ф. Сологуба, десятью - A. А. семью - Андрея Белого, шестью - А. А. Ахматовой,
В кон. 1919 Мережковские и Философов бежали из России в Польшу, где Философов проживал до конца жизни, инициировав, по предположению польских исследователей, в 1930-35 в качестве почетного председателя варшавского «Лит. содружества» первые переводы неск. стих. О. М. («Декабрист», «На страшной высоте блуждающий огонь.» и др.) на польский язык (Поморский А. Мандельштам в Польше // Корни, побеги, плоды. Мандельштамов- ские дни в Варшаве: В 2 ч. Ч. 2 / сост. П. М. Нерлер, А. Поморский, И. З. Сурат. М., 2015. С. 63-64).
Соч.: Живые лица. Воспоминания. Тб., 1991; Собр. соч. Т. 8. Дневники: 1893-1919. М., 2003.
Лит.: Морозов А. А. Мандельштам в записях дневника С. П. Каблукова // ЛО. 1991. № 1; О. Э. Мандельштам в письмах С. Б. Рудакова к жене (1935-1936) / публ. и подгот. текста Л. Н. Ивановой и А. Г. Меца // Ежегодник Рукописного отдела Пушкинского Дома на 1993 год. СПб., 1997; Серков А. И. «Парижская ажанда» Зинаиды Гиппиус // РГБ. общество в Петербурге (1907-1917): Хроника заседаний. СПб., 2007; Н. Я. Мандельштам. Т. 1-2; Богомолов Н. А. Об актуальном контексте одного цикла О. Мандельштама // Созидающая верность: К 90-летию А. А. Тахо-Годи / отв. ред. и сост. Е. А. Тахо-Годи. М., 2012.