1. Осип Мандельштам — о Наталье Штемпель
Стихотворения
Клейкой клятвой липнут почки,
Вот звезда скатилась, —
Это мать сказала дочке,
Чтоб не торопилась.
«Подожди», — шепнула внятно
Неба половина,
И ответил шелест скатный:
«Мне бы только сына...
Стану я совсем другою
Жизнью величаться.
Будет зыбка под ногою
Легкою качаться.
Будет муж, прямой и дикий,
Кротким и послушным,
Без него, как в черной книге,
Страшно в мире душном.»
Подмигнув, на полуслове
Запнулась зарница.
Жалится сестрица.
Ветер бархатный, крыластый
Дует в дудку то же:
Чтобы мальчик был лобастый,
На двоих похожий.
Спросит гром своих знакомых:
«Вы, грома, видали,
Чтобы липу до черемух
Замуж выдавали?»
Да из свежих одиночеств
Леса — крики пташьи:
Свахи-птицы свищут почесть
Льстивую Наташе.
И к губам такие липнут
Клятвы, что по чести
В конском топоте погибнуть
Мчатся очи вместе.
Все ее торопят часто:
«Ясная Наташа,
Выходи, за наше счастье,
2 мая 1937
На меня нацелилась груша да черемуха —
Силою рассыпчатой бьет в меня без промаха.
Кисти вместе с звездами, звезды вместе с кистями, —
Что за двоевластье там? В чьем соцветьи истина?
С цвету ли, с размаха ли бьет воздушно-целыми
В воздух, убиваемый кистенями белыми.
И двойного запаха сладость неуживчива:
Борется и тянется — смешана, обрывчива.
4 мая 1937
1
К пустой земле невольно припадая,
Неравномерной сладкою походкой
Она идет, чуть-чуть опережая
Подругу быструю и юношу-погодка.
Ее влечет стесненная свобода
Одушевляющего недостатка,
И, может статься, ясная догадка
В ее походке хочет задержаться —
О том, что эта вешняя погода —
Для нас — праматерь гробового свода —
Шуточные стихи
Источник слез замерз, и весят пуд оковы
Обдуманных баллад Сергея Рудакова.
<1936>
2
Есть женщины, сырой земле родные,
И каждый шаг их — гулкое рыданье,
Сопровождать воскресших и впервые
Приветствовать умерших — их призванье.
И ласки требовать у них преступно,
И расставаться с ними непосильно.
Сегодня — ангел, завтра — червь могильный,
А послезавтра — только очертанье...
Что было поступь — станет недоступно.
Цветы бессмертны. Небо целокупно.
И всё, что будет, — только обещанье.
4 мая 1937
Подражание новогреческому
Девочку в деве щадя,
С объясненьями юноша медлил
И через семьдесят лет молвил старухе*: люблю.
И через семьдесят лет плюнула старцу в лицо.
<1936-1937>
Пришла Наташа. Где была?
Небось не ела, не пила.
И чует мать, черна как ночь:
Вином и луком пахнет дочь.
<1936-1937>
Если бы проведал бог,
Что Наташа педагог,
Он сказал бы: ради бога,
Уберите педагога!
<1936-1937>
* В указанный момент юноше было 88 лет, а деве — 86 лет (прим. пер.). (Найдено в архиве одной греческой старухи.Перевел с новогреческого О. Мандельштам)
- Наташа, как писать: «балда»?
- Когда идут на бал, — то: «да!»
- А «в полдень»? — Если день — то вместе, если ночь — то не скажу, по чести...
<1936-1937>
Наташа, ах, как мне неловко,
Что я не Гёнрих Гейне:
К головке — переводчик ейный —
<1936-1937>
Наташа, ах, как мне неловко!
На Загоровского, на маму —
То бишь на божию коровку
Заказывает эпиграмму!
<1936-1937>
Наташа спит. Зефир летает
Вкруг гофрированных волос.
Для девушки, как всякий знает,
Сон утренний, источник слез,
Головомойку означает,
Но волосы ей осушает
Какой-то мощный пылесос,
И перманентно иссякает —
И вновь кипит источник слез.
24 февраля 1937 г.
Эта книга украдена
Трошею в СХИ,
И резинкою Вадиной
В день посещения дядина.